Непостижимые загадки (как человек может хотеть ампутировать себе руку? почему рисунки аутичного ребенка превосходят по своему мастерству рисунки Леонардо? что такое чувство прекрасного? откуда берется в нас сострадание? как может человечество передавать культуру от поколения к поколению? что породило речь? где живет самосознание?) находят свое объяснение на уровне нейронов мозга - благодаря простым и гениальным экспериментам В.С. Рамачандрана. Он великий ученый современности, но у него еще и искрометное чувство юмора - и вот вам, пожалуйста, блестящее повествование о странном человеческом поведении и работе мозга. Самые последние достижения науки о мозге. Где в мозге кроется то, что делает человека человеком? В.С. Рамачандран назван одним из ста самых выдающихся людей XX века.

Мозг рассказывает. Что делает нас людьми.

Книги и учебники по дисциплине Заболевания:

Карлинская Е.В.. Излечение рассеянного склероза - тернистая дорога к счастью.2015 - 2015 год
Белялов Ф.И.. Аритмии сердца: монография; изд. 6, перераб. и доп.2014 - 2014 год
Коллектив авторов. Хроническая болезнь почек и нефропротективная терапия.Методическое руководство для врачей.Под редакцией доктора медицинских наук, профессора Е.М. Шилова, г. Москва2012 - 2012 год
Коллектив авторов. Непроходимость кишечника: Руководство для врачей / А.П. Радзиховский, Н53 О.А. Беляева, Е.Б. Колесников и др. (Под ред. А.П. Радзиховского) - К.:Феникс, 2012.- 504 с., илл. - 2012 год
Косарев В.В., Бабанов С.А.. Профессиональные болезни: Учеб. пособие.- М.: Вузовский учебник: ИНФРА-М,2011 - 2011 год
Мухин Н.А.. Нефрология: неотложные состояния / Под ред. Н.А. Мухина.Н 58 М.: Эксмо,2010. - 288 с. - (Профессиональная медицина). - 2010 год
Дедов И.И., Шестакова М.В.. Сахарный диабет и артериальная гипертензия. - М.: ООО «Меди- Д26 цинское информационное агентство»,2006- 344 с.: ил., табл. - 2006 год
Костюк І. Ф., Капустник В. А.. Професійні хвороби: Підручник. - 2-е вид., переробл. і доп. - К.: Здоров"я2003 - 2003 год
Н.Н. Блинов. TNM. Классификация злокачественных опухолей/Перевод и редакция проф. Н.Н. Блинова/Шестое издание2003 - 2003 год

Непостижимые загадки (что такое чувство прекрасного? откуда берется в нас сострадание? как может человечество передавать культуру от поколения к поколению? что породило речь? где живет самосознание?) находят свое объяснение на уровне нейронов мозга – благодаря простым и гениальным экспериментам. Где в мозге кроется то, что делает человека человеком?

Вилейанур Рамачандран. Мозг рассказывает. Что делает нас людьми. – М.: Карьера Пресс, 2015. – 414 с.

Скачать конспект (краткое содержание) в формате или

Красной нитью сквозь всю книгу проходит идея, что люди уникальны и особенны, а не являются «просто» еще одним видом приматов. Еще один общий лейтмотив – это всепроникающая эволюционная перспектива. Невозможно понять работу мозга без понимания того, как он развивался. Это заметно контрастирует с большинством других задач инженерного толка. Например, когда великий английский математик взламывал код нацистской машины Энигма, ему не нужно было ничего знать о разработке и истории появления этого устройства. Однако в биологических системах существует глубокое единство структуры, функционирования и происхождения.

Введение. Не просто обезьяна

С точки зрения анатомии, неврологии, генетики, физиологии мы обезьяны. Но мне кажется странным, что так часто бросаются фразами «всего лишь», «ничего кроме» и им подобными в спорах о нашем происхождении. Да, люди приматы. Но мы, в дополнение ко всему этому, являемся чем-то уникальным, чем-то небывалым, чем-то выходящим за рамки. Мы действительно нечто совершенно новое под солнцем, с неведомым и, возможно, неограниченным потенциалом. Мы первый и единственный вид, чья судьба всецело в его руках, а не только в руках химии и инстинктов.

Интеллектуал Викторианской эпохи Ричард Оуэн был прав, утверждая, что человеческий мозг, в отличие, скажем, от человеческой печени или сердца, действительно уникален и отделен от мозга приматов огромной пропастью. Но этот взгляд вполне совместим с утверждением Чарлза Дарвина и Томаса Гексли , что наш мозг развивался постепенно, без Божественного вмешательства, на протяжении миллионов лет.

Весьма распространено ошибочное утверждение, что постепенные, небольшие изменения могут привести только к постепенным, понемногу увеличивающимся результатам. Однако это пример линейного мышления, которое, как кажется, включается по умолчанию, когда мы судим о мире. Но вне сферы практических человеческих интересов природа полна нелинейных явлений. В некой ключевой точке постепенные изменения перестают приводить к постепенным эффектам и порождают неожиданное качественное изменение, называемое фазовым переходом (см., например, ).

Природа полна фазовых переходов. Но они не ограничены примерами из химии. Они могут происходить, например, в общественных системах. Фазовые переходы назревают во время раздувания спекулятивных финансовых пузырей, крахов фондовых бирж и спонтанных транспортных пробок. Я бы даже предположил, что фазовые переходы применимы к происхождению человека.

Краткая экскурсия по мозгу. Человеческий мозг состоит из примерно 100 миллиардов нервных клеток, или нейронов (рис. 1). Нейроны «общаются» друг с другом благодаря нитеобразным волокнам, которые напоминают либо густые ветвистые заросли (дендриты), либо длинные извилистые передаточные кабели (аксоны). Каждый нейрон создает от ста до десяти тысяч связей с другими нейронами. Точки контакта между нейронами, называемые синапсами, это то место, где нейроны делятся между собой информацией. Каждый синапс может быть возбуждающим или тормозящим и в каждый момент времени либо включен, либо выключен. Нейроны соединены в сети, которые могут обрабатывать информацию. В конечном итоге, все бесчисленное множество структур мозга – это сети нейронов специального назначения.

Рис. 1. Нейрон. Видно тело клетки, дендриты и аксон. Аксон передает информацию (в форме нервных импульсов) следующему нейрону (или ряду нейронов) в цепи. Аксон достаточно длинный, и здесь изображена только его часть. Дендриты получают информацию от аксонов других нейронов. Поток информации, таким образом, всегда идет в одном направлении.

Человеческий мозг похож на грецкий орех, разделенный на две зеркально похожие половины (рис. 2, 3).

Рис. 2. Схематичное изображение человеческого мозга, показаны внутренние структуры: миндалевидное тело, гиппокамп, базальные ганглии и гипоталамус.

Рис. 3. Человеческий мозг, вид сверху и слева. Верхний рисунок показывает два зеркально-симметричных полушария, каждое из которых контролирует движения противоположной части тела и получает от нее сигналы (хотя из этого правила есть исключения). Сокращения: ДПК – дорсолатеральная префронтальная кора; ОФК – орбитофронтальная кора; НТД – нижняя теменная долька; О – островок, спрятанный глубоко под Сильвиевой бороздой ниже лобной доли. Вентромедиальная префронтальная кора (ВПК, не обозначено) спрятана во внутренней нижней части лобной доли, и ОФК является ее частью.

Возможно ли, как в свое время пытался Оуэн, выделить особую часть мозга, делающую наш вид уникальным? Вряд ли. Нет ни одной области или структуры, которая была бы имплантирована в мозг с нуля целиком неким разумным создателем, на анатомическом уровне каждая часть нашего мозга имеет прямой аналог в мозге высших приматов. Наибольшие изменения претерпели область Вернике в левой височной доле, префронтальная кора и нижние теменные дольки в каждой теменной доле.

Внутри некоторых из этих областей находится особый класс нервных клеток, называемых зеркальными нейронами. Эти нейроны активизируются не только когда вы сами выполняете действие, но также и тогда, когда вы видите, что кто-то другой выполняет это же самое действие. Эти нейроны, в сущности, позволяют вам сопереживать другому человеку и «читать» его намерения.

Сложно переоценить важность понимания зеркальных нейронов и их функций. Они вполне могут оказаться центром социального обучения, подражания и культурной передачи навыков и отношений, а возможно, и тех слитых воедино групп звуков, которые мы называем словами. Благодаря усиленному развитию системы зеркальных нейронов эволюция фактически сделала культуру новым геномом. Взяв на вооружение культуру, человек теперь мог адаптироваться к новому враждебному окружению и в течение одного-двух поколений понять, как использовать ранее недоступные или ядовитые источники пищи генетической эволюции для такой адаптации потребовались бы сотни и даже тысячи поколений.

Глава 1. Фантомные конечности и пластичность мозга

Старая точка зрения, господствовавшая в 1980-х, заключалась в том, что мозг состоит из многих специализированных блоков, которые с рождения имеют четко определенные аппаратные задачи. Но начиная с 1990-х годов этот статичный взгляд на мозг начал постепенно сменяться на более динамичную картину. Так называемые блоки головного мозга не работают в строгой изоляции, существует весьма значительное и всестороннее взаимодействие между ними, намного большее, чем предполагалось вначале. Изменения процессов в одном из блоков скажем, из-за повреждения, или созревания, или обучения, или жизненного опыта могут привести к значительным переменам в функционировании многих других блоков, связанных с первым. В весьма значительной степени один блок даже может заимствовать функции другого. Не жесткая, генетически заложенная во внутриутробном состоянии схема работы головного мозга. Нет. В высшей степени гибкая и пластичная и не только у младенцев и маленьких детей, но и на протяжении всей взрослой жизни человека.

Мозг – чрезвычайно пластичная биологическая система, находящаяся в динамическом равновесии с внешним миром. Даже ее основные связи могут постоянно обновляться в ответ на изменяющиеся сенсорные потребности. А если вы примете во внимание зеркальные нейроны, то мы можем прийти к выводу, что ваш мозг синхронизирован с другими мозгами подобно тому, как «друзья» в Facebook постоянно изменяют и обогащают друг друга.

Что эта пластичность говорит нам о нашей уникальности? Ответ состоит в том, что способность к пластичности на протяжении всей жизни (а не только лишь гены) занимает одно из важнейших мест в эволюции человеческой уникальности. Благодаря естественному отбору наш мозг выработал способность использовать обучение и культуру для того, чтобы запускать фазовые переходы наших психических процессов. Один из важнейших способов, при помощи которого нам удалось поднять нейеропластичность до таких заоблачных высот, известен под названием неотении наших до абсурда затянутых периодов детства и юности, что делает нас чрезвычайно пластичными и чрезвычайно зависимыми от старших поколений на протяжении более десятка лет. Детство человека позволяет заложить фундамент для взрослого разума, однако пластичность остается важнейшим фактором на протяжении всей жизни.

Глава 2. Видеть и знать

Плотоядные и травоядные животные имеют, скорее всего, менее дюжины зрительных областей и не обладают цветовым зрением. Однако у человека целых тридцать зрительных областей. Даже если наша картина мира выглядит связной и цельной, в действительности она возникает благодаря активности этих тридцати (или даже более) различных зрительных областей в коре мозга, каждая из которых выполняет множество тончайших функций. Многие из этих областей у нас такие же, как и у других млекопитающих, но в какой-то момент времени они «расщепились», чтобы специализироваться на новых функциях у высших приматов.

Чтобы понять, что такое восприятие, вам в первую очередь нужно избавиться от представления, будто образ в глубине вашего глаза просто «передается» в ваш мозг и там изображается на экране. Ваше восприятие неизменного изображения может изменяться и переворачиваться, доказывая, что восприятие включает в себя нечто большее, чем просто отражение образа в мозге (рис. 4). Даже наипростейший акт восприятия включает в себя суждение и толкование. Восприятие – это активно формируемое мнение о мире, а не пассивная реакция на поступающие от него сенсорные данные.

Рис. 4. Схематическое изображение куба Неккера: вы можете видеть его одним из двух способов, либо так, как будто он повернут к вам левой (тогда голубая грань видится слева), либо правой стороной (тогда голубая грань видится сзади), но не то и другое одновременно

Зрительные иллюзии – пример подхода к мозгу как к черному ящику. В психологии восприятия, чтобы ограничить круг гипотез о том, как мозг обрабатывает определенные виды зрительной информации, мы просто используем разнообразные сенсорные входящие данные и примечаем, что люди видят или что, как они полагают, они видят. Такие эксперименты позволяют нам открывать законы зрительной функции, примерно таким же образом, как Георг Мендель смог открыть законы наследственности, скрещивая растения с разными признаками, хотя у него не было никакой возможности что-либо узнать о молекулярных и генетических механизмах.

Когда изучаешь восприятие и думаешь над законами, которые лежат в его основе, то рано или поздно появляется желание узнать, каким образом эти законы фактически основываются на деятельности нейронов. Единственный способ это узнать – взломать черный ящик, то есть экспериментировать непосредственно на мозге. Существует три традиционных способа: неврология (изучение пациентов с повреждениями мозга), нейрофизиология (наблюдение за активностью нейронных цепей или даже отдельных клеток) и сканирование мозга.

Глава 3. Кричащий цвет и горячая детка: синестезия

Рис. 8. Птенец чайки тычется клювом в модель клюва без тела или в палку с пятном на конце, похожую на клюв (с точки зрения обработки зрительных образов). Парадоксально, палка с тремя красными полосками оказывается еще более привлекательной для птенца, чем настоящий клюв: это ультранормальный стимул

Это подводит нас к моему главному пункту о полуабстрактном или даже абстрактном искусстве, для которого до сих пор не было предложено ни одной адекватной теории. Представьте себе, что чайки бы устроили у себя художественную галерею. Они бы повесили на стене эту длинную тонкую палку с тремя полосами. Они бы назвали ее Пикассо, поклонялись бы ей, носились бы с ней и платили бы за нее миллионы долларов, и все время удивлялись бы, почему их так заводит эта палка, даже несмотря на то, что (и это ключевой пункт) она не похожа ни на что в их мире. Я считаю, что именно это делают ценители искусства, когда смотрят на произведения абстрактного искусства или приобретают их; они ведут себя точно, как птенцы чаек.

Путем проб и ошибок, интуиции и вдохновения такие художники, как Пикассо или Генри Мур, открыли то, что является аналогом палки с тремя полосами для человеческого мира. Они попали в изобразительные первоэлементы нашей грамматики восприятия и создали ультранормальные раздражители, которые активируют определенные зрительные нейроны в нашем мозге мощнее, чем реалистичные изображения. В этом суть абстрактного искусства.

То, что я рассматривал на примере абстрактного искусства кажется правдоподобным, но откуда мы знаем, что эти рассуждения действительно верны? Единственный путь выяснить это поставить эксперимент. Есть распространенное заблуждение, что наука начинается с наивных непредвзятых наблюдений о мире, а на самом деле все наоборот. Исследуя новую местность, вы всегда начинаете с неявного предположения о том, что тут может быть истинным, то есть с предубеждения или предвзятого представления. Как однажды сказал британский зоолог и философ науки Питер Медавар, мы не «коровы, пасущиеся на поле знания». Каждый акт открытия включает в себя два критических шага: первый недвусмысленное утверждение, что ваша гипотеза верна, и второй разработка эксперимента для проверки гипотезы. Можем ли мы экспериментально проверить нашу гипотезу о максимальном смещении, сверхнормальных раздражителях и других законах эстетики?

Глава 8. Искусный мозг: универсальные законы

Я хотел бы разъяснить, что я понимаю под «универсальностью». То, что структура ваших зрительных центров заключает в себе универсальные законы, не отрицает огромной роли культуры и опыта в формировании вашего мозга и разума. Многие когнитивные способности, которые лежат в основе человеческого образа жизни, только частично определяются генами. Природа и воспитание дополняют друг друга. Гены задают эмоциональные и корковые мозговые сети лишь до определенной степени, а затем уступают место окружению, которое формирует ваш мозг дальше, образуя в результате вас как индивида. Законы заданы, а содержание приобретается воспитанием и обучением.

Контраст. Выражаясь научно, контраст – это относительно неожиданная смена освещения, цвета или какого-то другого свойства двух смежных в пространстве однородных участков. Чем больше разница между двумя участками, тем сильнее контраст. Эволюционная функция контраста – прочертить границы предмета и направить на них внимание.

Изоляция. Любой художник скажет вам, что простой набросок или каракули скажем, голуби Пикассо или наброски обнаженной натуры Родена может иметь больше эффекта, чем полноцветная фотография того же предмета. Художник подчеркивает лишь один источник информации о предмете такой, как цвет, форма или движение, и сознательно приуменьшает или устраняет остальные источники. Я назову это законом изоляции.

Набросок может произвести больший эффект, потому что ваш мозг имеет лимит внимания. Поэтому, когда вы смотрите на полноцветную картину, ваше внимание отвлечено на материал, текстуру и другие детали изображения. Но рисунок того же самого предмета позволяет вам сосредоточить все ваши ресурсы внимания на контуре, в котором содержится движение и действие. Наоборот, если художник хочет привлечь внимание к цвету, с помощью максимального смещения и ультранормальных раздражителей в пространстве цвета, он скорее будет тушевать контур. Он может сделать границы расплывчатыми сознательно смазав контур или вообще убрав его. Это сокращает претензии контура на ваши ресурсы внимания и освобождает их для того, чтобы сфокусироваться на цветовом пространстве. Именно это делали Ван Гог и Моне. И это называется импрессионизм.

Пикабу, или Решение проблемы восприятия. Иногда вы можете сделать нечто более привлекательным, делая его менее видимым. Я назову это «принцип пикабу» (пикабу, или куку, распространенная во всем мире игра с маленькими детьми, когда взрослый прячется за предметом (или закрывает лицо руками), а потом показывается ребенку, говоря «ку-ку»). Например, картина, изображающая обнаженную женщину, принимающую душ за полупрозрачной занавеской, или изображающая женщину, одетую в прозрачную обтягивающую одежду, вызвала бы одобрение мужчин, так как «позволяет додумать остальное», и этот образ может быть более соблазнительным, чем образ с обычного постера с обнаженной женщиной. Почему так происходит?

Мы выбираем сокрытие, потому что любим решать загадки, и восприятие гораздо больше похоже на решение задачек, чем думает большинство. Зрительные центры вашего мозга связаны с лимбическими механизмами наслаждения. Иначе, пытаясь придумать, как убедить понравившуюся девушку незаметно ускользнуть в кусты с вами, вы бы слишком быстро сдались!

С этой точки зрения цель искусства в том, чтобы посылать сигналы, которые вызывают как можно больше мини-«ага!», чтобы щекотать зрительные области вашего мозга. Искусство, с этой точки зрения, это форма зрительной прелюдии к гигантскому оргазму узнавания объекта.

Неприязнь к совпадениям. Когда я был десятилетним школьником в Бангкоке, Таиланд, у меня была чудесная учительница по имени миссис Вэнит. Однажды она попросила нас нарисовать пейзаж, и я изобразил нечто, похожее на рис. 9а, – пальма, растущая между двумя холмами.

Рис. 9. Два холма с деревом посередине: а) мозгу не нравятся уникальные точки зрения; б) мозг предпочитает более типичные

В реальности вы можете увидеть сцену, изображенную на рис. 8.2а, только с одной-единственной удачно занятой позиции, а вид, изображенный на рис. 9б, может открыться с нескольких позиций. Первая точка зрения уникальная, а вторая типичная. В целом изображения, подобные рис. 9б, более часто встречаются. Поэтому рис. 9а – это «подозрительное совпадение». А ваш мозг всегда пытается найти более правдоподобный вариант, типичный случай, и избежать совпадений. В данном случае он не находит его, и поэтому картина не нравится.

Теперь давайте посмотрим на тот случай, где у совпадения есть объяснение. Рис. 10 показывает знаменитый мнимый треугольник, описанный итальянским психологом Гаэтано Канижей (Kanizsa). В действительности никакого треугольника нет. Но ваш мозг говорит: какова вероятность того, что эти три элемента расположены именно так по простой случайности? Это слишком подозрительное совпадение. Сплошной белый треугольник, закрывающий три черных диска, это более правдоподобно. И действительно, вы можете вызывать к жизни контуры треугольника. Ваша зрительная система объяснила совпадение (устранила его, точнее), поставив все на свои места. А когда вы смотрите на пальму посередине долины, мозг ищет толкование этого совпадения и не находит, потому что его нет.

Рис. 10. Три черных диска с вырезанными «кусками пирога»: мозг предпочитает видеть непрозрачный белый треугольник, углы которого частично закрывают диски

Порядок. Наша любовь к зрительному повтору, или ритму, такому как растительные узоры на индийских или персидских коврах на самом общем уровне связана с предсказуемостью.

Симметрия. Две эволюционные причины объясняют привлекательность симметрии. Первое – зрение развилось главным образом для разыскивания и обнаружения объектов, для того чтобы схватить, спрятаться, совокупиться, съесть или поймать. Учитывая то, что наш мозг имеет ограниченные возможности внимания, по каким правилам он будет действовать, чтобы направить внимание в точности туда, где оно необходимо больше всего? В природе «важное» означает «биологические объекты», такие как добыча, хищник, индивид того же вида, самец или самка, и у всех этих объектов есть кое-что общее: симметрия. Второе – наиболее симметричные лица оцениваются как самые привлекательные. Симметрия – это маркер крепкого здоровья, которое, в свою очередь, является индикатором привлекательности.

Несмотря на то что законы, которые используют художники, изначально возникли благодаря их ценности для эволюции, произведение искусства само по себе не имеет никакой ценности для выживания или продолжения рода. Мы творим, потому что это весело, и больше никаких объяснений или оправданий для искусства не требуется.

Глава 9. Обезьяна с душой: как развивалась интроспекция

На очень ранней стадии эволюции мозг развил способность создавать чувственные представления первого порядка об окружающих объектах. Такие представления могут вызывать лишь весьма ограниченное число реакций. Например, мозг крысы создает только представление первого порядка о кошке как о пушистом движущемся предмете, которого нужно рефлекторно избегать. Однако мозг человека продвинулся далее по пути эволюции: возник «второй мозг», который создает метапредставления (представления о представлениях более высокий уровень абстракции), перерабатывая информацию, полученную от «первого мозга», в более управляемые порции, на которых может быть построен более широкий спектр более сложных реакций, включая языковое мышление и мышление символами.

Метапредставления также являются необходимой предпосылкой существования наших ценностей, убеждений и приоритетов. Мы можем манипулировать метапредставлениями высшего уровня, и это присуще только людям. Они связаны с нашим ощущением «я», позволяют нам осмыслять окружающий мир как материальный, так и социальный и самоопределяться по отношению к нему.

Мог ли Фрейд быть прав? Может ли большая часть нашей личности быть бессознательной, неконтролируемой и непознаваемой? Личность возникает из относительно маленькой группы областей мозга, которые связаны в удивительно мощную сеть.

Какие аспекты «я» мы можем выделить:

Целостность. Несмотря на богатое многообразие чувственных переживаний, которые обрушиваются на нас ежесекундно, мы ощущаем себя единой личностью.
Постоянство. Мы можем совершить мысленное «путешествие во времени», начав с раннего детства и смотря в будущее, без проблем перемещаться по шкале времени.
Пребывание в теле.
Личностность. Ваши ощущения и ваша ментальная жизнь принадлежат только вам, они невидимы остальным.
Социальность. «Я» поддерживает преувеличенное чувство личностности и автономии, которое выдает ее тесную связь с умами других людей. Случайно ли, что почти все наши эмоции обретают смысл лишь в отношении других людей? Наша склонность наделять саму природу побуждениями, похожими на наши, желаниями и волей, является одним из основных корней религии.
Свободная воля. Мы чувствуем, что в состоянии сознательно выбирать между альтернативными вариантами действий с полным осознанием того, что могли бы выбрать иной вариант.
Самосознание, которое возможно, частично зависит от рекурсивного использования мозгом зеркальных нейронов, что позволяет нам видеть самих себя со стороны.

Ученые доказали, что при внутриутробном развитии разные аспекты сексуальности развиваются параллельно: половая морфология (внешняя анатомия), половая идентичность (то, кем мы видим себя), половая ориентация (то, какой пол нас привлекает) и пол образа тела (наше внутреннее представление вашего мозга о частях тела). В норме эти аспекты согласуются в течение физического и социального развития и находят свою кульминацию в нормальной сексуальности, но они могут рассогласоваться, что приводит к отклонениям, которые сдвигают индивидуума в ту или иную сторону спектра нормального распределения.

Я употребляю слова «норма» и «отклонение» только в статистическом смысле, относительно человеческой популяции в целом. Я не имею в виду, что эти способы существования нежелательны или являются извращением. Многие транссексуалы говорили мне, что они скорее готовы перенести операцию, чем «излечиться» от своего желания.

Ребенок не способен испытать смущение и покраснеть для этого просто необходимо самосознание.

Большинство нормальных людей включая нас с вами отрицает и рационализирует (пусть в малой степени), чтобы справиться со стрессами в нашей повседневной жизни. Вот эти приемы:

Прямое отрицание.
Рационализация. Наша общая тенденция переводить неприятные факты о себе во внешние причины. Например, мы можем сказать: «Экзамен был слишком сложным» вместо «Я недостаточно занимался».
Конфабуляция. Тенденция выдумывать, чтобы защитить собственный образ. Это происходит бессознательно, без намерения обмануть.
Реактивное образование. Примером этого могут служить скрывающие свою ориентацию гомосексуалисты, яростно осуждающие однополые браки.
Проекция. Приписывание собственных недостатков другим людям: «Да он расист».
Интеллектуализация. Трансформация эмоционально угрожающего факта в интеллектуальную проблему для отвлечения внимания от этого факта и ослабления его эмоционального воздействия.
Вытеснение. Тенденция подавить «болезненные» для эго воспоминания.

Психологи различают три различных типа памяти: процедурную (позволяет нам осваивать новые навыки, такие как катание на велосипеде или чистка зубов), семантическую (фактическое знание объектов и событий в мире; например, вы знаете, что зимой холодно или что бананы желтые), эпизодическую (воспоминания об особенных случаях, таких как ваш выпускной вечер или день, когда вы сломали лодыжку, играя в баскетбол).

Вилейанур С. Рамачандран

МОЗГ РАССКАЗЫВАЕТ

Что делает нас людьми

Предисловие

Во всем разнообразии философских вопросов нет темы более интересной для всех, кто жаждет знания, чем особенности того важного ментального преимущества, которое возвышает человеческое существо над животным…

Эдвард Блит

Последние пятнадцать лет я имел счастье работать в развивающейся области когнитивной нейронауки. Эта книга квинтэссенция огромной части моей работы, которая заключалась в том, чтобы распутать одну неуловимую нить за другой таинственные связи между мозгом, разумом и телом. В предстоящих главах я излагаю мои исследования различных аспектов нашей внутренней ментальной жизни, которой мы, конечно, интересуемся. Как мы воспринимаем мир? Что представляет собой так называемая связь «разум-тело»? Что определяет половую идентичность? Что такое сознание? Что нарушено при аутизме? Как мы можем объяснить все те загадочные способности, которые делают человека человеком, такие, как искусство, язык, метафора, творчество, самосознание и даже религиозная восприимчивость? Как учёным, мною движет сильное любопытство узнать, как мозгу обезьяны (подумайте только обезьяны!) удалось развить такой божественный набор психических способностей.

Мой подход к этим вопросам состоял в том, чтобы исследовать пациентов с повреждениями или генетическими отклонениями в различных областях мозга, которые вызывают странные эффекты в их умственной деятельности и поведении. В течение многих лет я работал с сотнями пациентов, которые страдали (хотя некоторые из них ощущали свою болезнь как дар) от многих необычных и странных неврологических расстройств. Например, это люди, «видящие» музыкальные тона или «познающие» строение всего, чего они касались, или пациент, ощущавший, будто он отделяется от тела и наблюдает за ним с потолка. В этой книге я опишу то, что мне удалось выяснить благодаря этим случаям. Подобные расстройства первоначально сбивают с толку, но благодаря волшебству научного метода мы можем сделать их постижимыми, если поставим правильные эксперименты. Рассказывая о каждом таком случае, я проведу вас след в след по тем же умозаключениям иногда заполняя пробелы неожиданными интуитивными догадками, которые я сам делал, когда ломал голову над тем, как их можно объяснить. Часто, когда с клинической точки зрения загадка решена, её объяснение открывает нечто новое относительно того, как работает нормальный, здоровый мозг, и приводит к неожиданным догадкам о некоторых из наиболее заветных психических способностях. Надеюсь, что подобные путешествия будут интересны вам так же, как и мне.

Читатели, которые следили за моими работами все эти годы, уже знакомы с несколькими случаями, которые я описал в моих предыдущих книгах, Phantoms in the Brain и A Brief Tour of Human Consciousness. Этим читателям будет приятно узнать, что я могу сказать кое-что новое даже о моих прежних открытиях и наблюдениях. В последние пятнадцать лет наука о мозге сделала гигантский шаг вперёд, дала новые перспективы относительно да что там, вообще относительно всего. После десятилетий прозябания в тени «точных» наук нейронаука поистине переживает время расцвета, и этот стремительный прогресс дал направление моей работе и обогатил её.

За последние два столетия мы стали свидетелями захватывающего прогресса во многих областях науки. В физике, как раз в то время, когда великие умы XIX века провозгласили, что теория физики близка к завершению, Эйнштейн показал нам, что пространство и время являются намного более странными, чем могла бы представить себе предшествующая философия, а Гейзенберг выявил, что на субатомном уровне терпят крах даже самые основные представления о причине и следствии. Как только мы оправились от шока, мы были вознаграждены открытием чёрных дыр, квантовой сцепленности, а также сотнями других загадок, которые будут вызывать у нас чувство удивления ещё и в грядущие века. Кто мог бы представить себе, что Вселенная состоит из струн, вибрирующих в тон с «Божественной музыкой»? Подобные списки можно составить и для открытий в других областях. Космология подарила нам расширяющуюся вселенную, тёмную материю и поразительный взгляд на бесчисленные миллионы галактик. Химия объяснила мир при помощи периодической таблицы элементов и подарила нам пластмассу и рог изобилия, дающий чудесные лекарства. Математика даровала нам компьютеры хотя многие «чистые» математики предпочли бы, чтобы их дисциплина не была запятнана столь практическими целями. В биологии с утончённой подробностью были разработаны анатомия и физиология тела, стали проясняться механизмы, двигающие эволюцию. Болезни, мучившие человечество с начала его истории, были наконец-то объяснены с точки зрения науки, а не колдовства или божественной кары. Произошли революции в хирургии, фармакологии и здравоохранении, так что продолжительность жизни в промышленно развитых странах удвоилась за последние четыре или пять поколений. Основным революционным прорывом была расшифровка генетического кода в 1950-х годах, что стало рождением современной биологии.

По сравнению с этими областями знаний науки о разуме психиатрия, неврология, психология влачили жалкое существование на протяжении долгих веков. Действительно, вплоть до последней четверти XX века невозможно было найти строгих теорий о восприятии, эмоциях, познании и умственных способностях (единственным значимым исключением было цветовое зрение). В течение большей части XX века все, что можно было предложить для объяснения поведения человека, исчерпывалось двумя теоретическими построениями фрейдизмом и бихевиоризмом, и оба пережили в 1980-х и 1990-х значительный упадок, когда нейронаука смогла продвинуться дальше своего бронзового века. Для истории это совсем небольшое время. По сравнению с физикой и химией нейронаука все ещё молодая выскочка. Но прогресс остаётся прогрессом, и какой это был прогресс! От генов к клеткам, от клеток к нейронным сетям, от них к процессам познания. Сегодняшняя нейронаука с её глубиной и широтой как бы далека она ни была от законченной Великой единой теории отдалилась на целые световые годы от той точки, когда я начинал работу в этой области. В последнее десятилетие нейронаука стала достаточно уверенной в себе, чтобы начать предлагать идеи дисциплинам, которые обычно считались гуманитарными. Например, сейчас у нас есть нейроэкономика, нейромаркетинг, нейроархитектура, нейроархеология, нейроправоведение, нейрополитика, нейроэстетика (см. главы 4 и 8) и даже нейротеология. Некоторые из них просто нейроочковтирательство, но в целом они создают реальный и востребованный вклад во многие области.

Сколь стремительным ни был бы наш прогресс, все же следует быть честными и признать, что мы открыли лишь малую часть того, что следует знать о человеческом мозге. Но даже то незначительное количество открытого нами может стать основой для истории, более захватывающей, чем любой рассказ о Шерлоке Холмсе. Я уверен, что по мере прогресса в следующие десятилетия нас ждут изменения наших представлений и технологические перевороты, который будут столь же значительными для понимания мира, столь же потрясающими, одновременно смиряющими и возвышающими человеческий дух, как и концептуальные революции, перевернувшие классическую физику столетие назад. Мысль о том, что факт бывает более странным, чем вымысел, кажется особенно подходящей для науки о мозге. Надеюсь, что в этой книге я смогу передать хотя бы часть того удивления и трепета, который охватывал меня и моих коллег в течение тех лет, когда мы терпеливо слой за слоем приоткрывали тайну связи разума и мозга. Надеюсь, она сможет пробудить ваш интерес к этому органу, который нейрохирург-первопроходец Уайлдер Пенфилд называл «органом судьбы», а Вуди Аллен, в менее почтительном тоне, «вторым любимым органом» человека.

Обзор

Хотя эта книга покрывает значительный спектр вопросов, вы обнаружите, что некоторые важные темы проходят красной нитью сквозь все. Первая из них что люди действительно уникальны и особенны, а не являются «просто» ещё одним видом приматов. Я все же считаю несколько удивительным то, что эта позиция нуждается в защите причём не только от бредней антиэволюционистов, но и от немалого числа моих коллег, которым почему-то удобно утверждать, что мы «всего лишь обезьяны», тем беспечным, снисходительным тоном, в котором слышится нескрываемое удовольствие от умаления человека. Иногда я думаю: возможно, это своеобразная мирская гуманистическая версия первородного греха?

Ещё один общий лейтмотив это всепроникающая эволюционная перспектива. Невозможно понять работу мозга без понимания того, как он развивался. Как говорил великий биолог Феодосий Добжанский, «в биологии ничто не имеет смысл иначе как в свете эволюции». Это заметно контрастирует с большинством других задач инженерного толка. Например, когда великий английский математик Алан Тьюринг взламывал код нацистской машины «Энигма» устройства, используемого для шифровки секретных сообщений, ему не нужно было ничего знать о разработке и истории появления этого устройства. Ему не нужно было знать ничего о его прототипах и ранних моделях. Все, что было необходимо, это работающий образец машины, блокнот и его собственный блестящий ум. Однако в биологических системах существует глубокое единство структуры, функционирования и происхождения. Вы не сможете достичь значительного прогресса в понимании какого-либо одного из этих вопросов, если не обращаете пристального внимания на два других.

Предисловие

Эдвард Блит

Как вы увидите, я буду отстаивать, что многие из наших уникальных психических черт появились, очевидно, благодаря нестандартному развитию структур мозга, которые первоначально выделились в отдельные структуры совсем для других целей. Такое происходит в эволюции постоянно. Перья развились из чешуек, чья первоначальная задача заключалась не в полёте, а скорее в изоляции. Крылья летучих мышей и птеродактилей являются модификациями передних конечностей, первоначально предназначенных для ходьбы. Наши лёгкие развились из плавательного пузыря рыб, который возник для управления плавательным процессом. Адаптационную, «случайную» природу эволюции отстаивали многие авторы, больше других Стивен Джей Гулд в своих знаменитых очерках по естественной истории. Я утверждаю, что тот же самый принцип в ещё большей мере приложим к эволюции человеческого мозга. Эволюция нашла способы радикально изменить задачи многих функций мозга приматов, чтобы создать совершенно новые функции. Некоторые из них на ум приходит, например, язык оказались настолько мощными, что я рискну утверждать, что тот вид, который они в результате создали, превосходит приматов примерно так же, как жизнь превосходит «обычную» химию и физику.

Таким образом, эта книга является моим скромным вкладом в великую попытку взломать код человеческого мозга, с его мириадами связей и блоков, которые делают его гораздо более загадочным, чем любая машина «Энигма». Введение излагает историю вопроса и перспективы развития уникального человеческого разума, а также даёт краткую справку по основам анатомии человеческого мозга. В первой главе, обращаясь к моим предыдущим экспериментам с фантомными конечностями, которые ощущали многие люди после ампутации, я показываю поразительную способность человеческого мозга к изменениям, а также раскрываю, как эта степень гибкости могла повлиять на ход нашего эволюционного и культурного развития. Во второй главе объясняется, как мозг обрабатывает входящую сенсорную информацию, в частности зрительную. Даже здесь я обращаю внимание на человеческую уникальность: несмотря на то, что наш мозг использует те же базовые механизмы обработки сенсорной информации, что и мозг других млекопитающих, у нас эти механизмы достигли совершенно нового уровня. Третья глава посвящена интригующему феномену синестезии странному смешению чувств, которое испытывают люди из-за нестандартных связей в мозге. Синестезия проливает свет на ту связь между генами и мозгом, которая делает некоторых людей творчески одарёнными, а также даёт ключ к пониманию того, что сделало настолько творческим наш вид в целом.

Следующие три главы посвящены исследованию особого типа нервных клеток, который, по моему мнению, делает нас людьми. Четвёртая глава знакомит с этими особыми клетками зеркальными нейронами, которые лежат в основе нашей способности принимать чужую точку зрения и сопереживать друг другу. Зеркальные нейроны у человека достигают такого уровня сложности, который оставляет далеко позади уровень любого из низших приматов. Они являются эволюционным объяснением того факта, что мы достигли полноценного культурного развития. В пятой главе исследуется вопрос, как неполадки в системе зеркальных нейронов могут лежать в основе аутизма, расстройства развития, которое характеризуется предельным душевным одиночеством и отстранением от социума. В шестой главе исследуется вопрос о том, как зеркальные нейроны могли сыграть роль в становлении венца развития человечества языка (говоря более технически, протоязыка, то есть языка без синтаксиса).

В седьмой и восьмой главах я перехожу к уникальному для нашего вида чувству прекрасного. Я полагаю, что существуют всеобщие эстетические законы, прорывающиеся сквозь культурные и даже видовые границы. Более того, Искусство с большой буквы, возможно, уникальное достижение человека.

В конечной главе я приступаю к самой многообещающей из всех проблем природе самосознания, которое, без сомнения, присуще только людям. Я не претендую на разрешение этой проблемы, однако я поделюсь с вами теми захватывающими прозрениями, которые мне удалось собрать в течение многих лет, основываясь на изучении поистине значимых синдромов, занимающих сумеречную зону на стыке психиатрии и неврологии, например, случаев, когда люди покидают своё тело на какой-то срок, во время приступов видят Бога и даже отрицают своё существование. Как может кто-либо отрицать своё существование? Разве отрицание себя не подразумевает существование? Может ли он как-либо выбраться из этого геделева кошмара? Нейропсихиатрия полна таких парадоксов, очаровавших меня, когда я двадцатилетним студентом-медиком бродил по больничным коридорам. Я осознавал, что расстройства у этих пациентов, сами по себе вызывающие глубокое чувство грусти, были также настоящим кладом для проникновения внутрь удивительной, присущей только человеку способности осознавать своё существование.

Как и мои предыдущие книги, эта книга написана разговорным стилем для самой широкой аудитории. Достаточно определённой степени заинтересованности наукой и любопытства относительно природы человека, от читателя вовсе не требуется какого-либо предварительного формального научного образования или даже знакомства с моими предыдущими работами. Я надеюсь, что эта книга окажется поучительной и вдохновляющей для учащихся всех уровней и специальностей, для моих коллег в других областях, а также для читателей-непрофессионалов, не имеющих личной или профессиональной заинтересованности в этой теме. Таким образом, при написании этой книги я столкнулся с обычной проблемой популяризации пройти по узкой дорожке между упрощением и научной добросовестностью.

Излишняя упрощённость могла бы вызвать ярость со стороны строго настроенных коллег или, что ещё хуже, вызвать у читателя ощущение, что с ним разговаривают снисходительно. С другой стороны, излишнее количество деталей может сбить с толку неспециалиста. Неподготовленный читатель ожидает увидеть перед собой побуждающий к самостоятельной мысли экскурс в незнакомый предмет под руководством специалиста, а не специальное исследование, не научный том. Я приложил все возможные усилия к тому, чтобы соблюсти нужный баланс.

Говоря о добросовестности, я первый готов согласиться, что некоторые идеи, высказанные мной в этой книге, являются, так сказать, умозрительными. Многие из глав покоятся на прочном научном основании, например, на моих работах о фантомных конечностях, зрительном восприятии, синестезии и синдроме Капгра. Но я также берусь за решение нескольких трудных и недостаточно исследованных вопросов, таких как возникновение искусства и природа самосознания. В таких случаях я позволил предположениям и интуиции учёного руководить моим мышлением там, где надёжные эмпирические данные отрывочны. Здесь нечего стыдиться любая девственная территория научного знания сначала исследуется именно таким образом. Это одна из основ научного процесса когда данные скудны и отрывочны, а существующие теории беспомощны, учёные обязаны предпринять мозговой штурм. Нам нужно высказывать наши лучшие гипотезы, предположения и даже безумные ни на чем! интуиции, а затем заставлять свой мозг искать способы для их проверки. В истории науки вы увидите такое на каждом шагу. Например, одна из самых ранних моделей атома уподобляла его пудингу с изюмом, где электроны, словно изюмины, были вставлены в густое «тесто» атома. Несколько десятилетий спустя учёные представляли себе атомы как солнечные системы в миниатюре, где электроны упорядоченно вращались по орбите вокруг ядра, словно планеты вокруг звезды. Каждая из этих моделей была полезна, и каждая мало-помалу приближала нас к конечной (или, по крайней мере, текущей) истине. Так оно и происходит. В моей области я вместе со своими коллегами прилагаю все усилия, чтобы продвинуть наше понимание некоторых поистине таинственных и трудноопределимых человеческих способностей. Как указывал биолог Питер Медавар, «всякая настоящая наука возникает из умозрительного предположения о том, что лишь может быть верным». Тем не менее я вполне отдаю себе отчёт в том, что, несмотря на эту оговорку, я вызову раздражение, по крайней мере у некоторых моих коллег. Но, как однажды отметил лорд Рейт, первый генеральный директор Би-би-си, «есть такие люди, обязанность которых раздражать».

Искушения отрочества

«Вы знаете мои методы, Ватсон», говорит Шерлок Холмс перед объяснением того, как он нашёл необходимую улику. Итак, перед тем как мы отправимся в дальнейшее путешествие по тайнам человеческого мозга, я полагаю, что необходимо в общих чертах описать методы, лежащие в основе моего подхода. Прежде всего это самый широкий, многопрофильный подход, движимый любопытством и непрестанным вопросом: «А что, если?» Хотя в настоящее время я интересуюсь неврологией, моя первая влюблённость в науку случилась, когда я ещё был подростком, в индийском городе Ченнай. Меня постоянно завораживали природные явления, и моей первой страстью была химия. Я был заворожён идеей, что вся Вселенная основана на простых взаимодействиях между элементами, составляющими законченный список. Позже я обнаружил, что меня привлекает биология со всеми её озадачивающими, но в то же время завораживающими сложностями. Помню, когда мне было двенадцать, я читал об аксолотлях, которые, будучи видом саламандр, развились таким образом, что постоянно остаются в водной личиночной стадии. Им удаётся сохранить жабры (в отличие от саламандр и лягушек, которые развивают их в лёгкие), останавливая процесс преобразования и достигая половой зрелости в воде. Я был совершенно изумлён, прочитав, что, если просто ввести этим существам «гормон преобразования» (экстракт щитовидной железы), можно заставить аксолотля превратиться в своего вымершего, сухопутного взрослого предка с отсутствующими жабрами, из которого он развился. Можно было вернуться назад во времени, воскресить доисторическое животное, более не живущее на Земле. Кроме того, мне было известно, что по каким-то таинственным причинам у взрослых саламандр не регенерируются отрезанные ноги, но у головастиков регенерируются. Моё любопытство заставило меня сделать ещё один шаг и задать вопрос, мог ли аксолотль который в конечном счёте является «взрослым головастиком» сохранить способность регенерировать потерянную ногу, как это сейчас делают головастики лягушек. И сколько же ещё существует на Земле, размышлял я, подобных аксолотлям существ, которых можно вернуть к их предковой форме, просто введя им гормоны? Можно ли человека который, в конце концов, является эволюционировавшей обезьяной, сохранившей недоразвитые способности, вернуть в предковую форму, что-то вроде Homo erectus, использовав соответствующий коктейль из гормонов? В моем уме разворачивался целый поток вопросов и рассуждений, и я навсегда «подсел» на биологию.

Везде я находил загадки и возможности. Когда мне было восемнадцать, я прочитал сноску в одном малоизвестном медицинском справочнике, где говорилось, что если у человека с саркомой, злокачественной опухолью, поражающей мягкие ткани, вследствие инфекции развивается сильный жар, рак иногда переходит в полную ремиссию. Сокращение раковой опухоли как результат жара? Почему? Что может это объяснить и мог бы этот факт послужить основой для практического лечения рака? Я был увлечён возможностями, открывавшимися такими странными, неожиданными путями, и выучил для себя важный урок: никогда не принимай очевидное за доказанное. Когда-то совершенно очевидным считалось, что четырехфунтовый камень упадёт на землю в два раза быстрее, чем двухфунтовый. Так было до тех пор, пока не пришёл Галилео Галилей и не потратил десять минут на выполнение простого до элегантности эксперимента, который привёл к совершенно неожиданному результату и изменил историю.

В отрочестве у меня также было страстное увлечение ботаникой. Помню, как долго я размышлял над тем, как бы мне обзавестись собственной венериной мухоловкой, которую Дарвин назвал «самым изумительным растением на Земле». Он показал, что она захлопывается, если быстро прикоснуться последовательно к двум волоскам внутри её ловушки. Двойной спусковой механизм, судя по всему, соответствует движениям насекомых в противоположность неодушевлённым предметам, случайно попадающим или падающим внутрь неё. Как только добыча захвачена, растение остаётся закрытым и начинает выделять пищеварительные ферменты, но только в том случае, если оно поймало действительно пищу. Это возбудило моё любопытство. С помощью чего определяется, что это пища? Остаётся ли мухоловка закрытой из-за аминокислот? Жировых кислот? Каких-то ещё кислот? Крахмала? Чистого сахара? Сахарина? Насколько сложны определители пищи в её пищеварительной системе? Увы, тогда мне так и не удалось обзавестись таким питомцем.

Моя мать активно поощряла мой юношеский интерес к науке, доставая для меня зоологические экспонаты со всех концов света. Особенно хорошо я помню, как она однажды подарила мне крошечного высушенного морского конька. Мой отец тоже одобрял мои увлечения. Он купил мне цейссовский исследовательский микроскоп, когда я был ещё совсем подростком. Мало что может сравниться с удовольствием разглядывать инфузорию-туфельку или вольвокс через мощную линзу объектива. (Как я потом узнал, вольвокс единственное биологическое существо на Земле, обладающее колесом.) Позже, когда я собирался поступать в университет, я сказал отцу, что моё сердце принадлежит фундаментальной науке. Будучи мудрым человеком, он убедил меня заняться медициной. «Ты можешь стать второсортным врачом и все же неплохо зарабатывать, говорил он, но ты не можешь стать второсортным учёным, это несовместимые понятия». Он обратил моё внимание на то, что, занимаясь медициной, я ничем не рисковал, а потом, получив диплом, я смогу решить, заниматься мне исследовательской работой или нет.

Все мои сокровенные отроческие занятия отличались, как я полагаю, милым старомодным, викторианским привкусом. Викторианская эра закончилась более столетия назад (формально в 1901 году) и может показаться уж слишком далёкой от нейронауки XXI века. Но я чувствую себя обязанным упомянуть мою раннюю любовь к науке XIX столетия, поскольку она оказала решающее влияние на мой стиль мышления и постановки опытов.

Говоря простым языком, этот «стиль» основное внимание уделяет концептуально простым и несложно выполняемым экспериментам. Студентом я жадно читал не только о современной биологии, но и об истории науки. Помню, как я читал о Майкле Фарадее, человеке из низших слоёв общества, самоучке, открывшем принцип электромагнетизма. В самом начале XIX века он поместил брусковый магнит за листом бумаги и бросил на бумагу железные опилки. Опилки тотчас расположились по дугообразным линиям. Он сделал видимым магнитное поле! Такая наглядность была возможна только благодаря тому, что подобные области науки относятся к реальности, а не являются математическими абстракциями. Затем Фарадей продвинул брусковый магнит взад и вперёд через катушку из медной проволоки, и подумать только! через катушку начал течь электрический ток. Он продемонстрировал связь между двумя разными областями физики: магнетизмом и электричеством. Это проложило путь не только практическому применению явления вроде гидроэлектростанций, электромоторов и электромагнитов, но и глубоким теоретическим прозрениям Джеймса Клерка Максвелла. Обладая лишь брусковым магнитом, бумагой и медной проволокой, Фарадей открыл новую эру в физике.

Хорошо помню, как я был поражён элегантной простотой этих экспериментов. Любой школьник или школьница могут их повторить. Это было очень похоже на то, как Г алилей бросал камни, а Ньютон использовал две призмы для исследования природы света. Хорошо это или плохо, подобные истории довольно рано сделали меня технофобом. Я до сих пор считаю, что пользоваться айфоном очень непросто, но моя технофобия сослужила мне добрую службу в других отношениях. Некоторые коллеги предостерегали меня, говоря, что с этой фобией можно было бы примириться в XIX веке, когда биология и физика были ещё юными науками, но не в нашу эпоху «большой науки», когда основные успехи достигаются только большими группами специалистов, оснащёнными высокотехнологичными устройствами. Я с этим не согласен. И даже если это отчасти верно, «малая наука» гораздо более занимательна и часто может неожиданно сделать большое открытие. Мне до сих пор доставляет неимоверное удовольствие то, что для моих ранних экспериментов с фантомными конечностями (см. главу 1) нужны были лишь ватные палочки, стаканы с тёплой и холодной водой да обычные зеркала. Гиппократ, Сушрута, мудрец из моего рода Бхарадваджа или любой другой медик древности или современности мог бы поставить те же самые базовые эксперименты. Однако никто этого не сделал.

Или рассмотрим исследование Барри Маршалла, показывающее, что язва вызывается бактериями, а не кислотой или стрессом, как «знал» любой доктор. В ходе героического эксперимента, предпринятого, чтобы убедить скептически настроенных критиков его теории, он действительно проглотил культуру бактерии Helicobacter pylori и показал, что внутренняя оболочка его желудка покрылась болезненными язвами, которые он быстро вылечил, принимая антибиотики. После этого многие другие учёные доказали, что многие другие расстройства, включая рак желудка и даже сердечные приступы, могут быть вызваны микроорганизмами. Буквально за несколько недель, используя материалы и методы, известные уже в течение нескольких десятилетий, доктор Маршалл открыл по-настоящему новую эру в медицине. Спустя десять лет он получил Нобелевскую премию.

Разумеется, моё предпочтение несложных технологий имеет как сильные, так и слабые стороны. Мне они нравятся отчасти потому, что я человек ленивый, но такой подход далеко не всем по вкусу. И это хорошо. Науке нужно многообразие стилей и подходов. Большинство отдельных исследователей нуждается в специализации, но наука в целом становится более сильной, если каждый из учёных марширует под собственный ритм. Единообразие порождает слабость: слепые пятна в теории, застывшие парадигмы, ментальность эхо-камеры и культы личности. Разнообразие действующих лиц это тонизирующий энергетик против подобных недугов. Наука лишь выигрывает оттого, что включает в себя и витающих в абстракциях рассеянных профессоров, и помешанных на контроле перестраховщиков, и сварливых мелочных наркоманов от статистики, и прирождённых спорщиков, настоящих адвокатов дьявола, и реалистичных буквалистов, считающихся только с проверенными данными, и наивных романтиков, отваживающихся на рискованные, требующие высоких затрат предприятия, часто спотыкающихся на своём пути. Если бы каждый учёный был подобен мне, тогда никто не занимался бы чёрной работой и не требовал бы время от времени сверки с действительностью. Однако если бы каждый учёный занимался лишь чёрной работой и ни за что не отклонялся бы от твёрдо установленных фактов, наука продвигалась бы вперёд со скоростью улитки и ей потребовались бы невероятные усилия, чтобы выбраться из этого трудного положения. Замыкание в узких тупиковых границах специализации и рамках «клубов», членство в которых открыто лишь тем, кто умеет только поздравлять и спонсировать друг друга, профессиональный риск современной науки.

Когда я говорю, что предпочитаю ватные палочки и зеркала сканированию мозга и генным секвенсерам, я не пытаюсь создать впечатление, будто совершенно избегаю современных технологий. (Только подумайте о занятиях биологией без микроскопа!) Возможно, я и технофоб, но не луддит. Моя позиция состоит в том, что наукой управляют поставленные задачи, а не технологии. Когда ваш отдел затратил миллионы долларов на сверхсовременный томограф с жидкостно-гелиевым охлаждением, на вас давит необходимость постоянно его использовать. Как гласит старинная поговорка, «когда у вас из инструментов только молоток, все начинает казаться гвоздями». Нет, я ничего не имею против высокотехнологичных томографов (да и против молотков тоже). Более того, сейчас делают столько снимков мозга, что какие-нибудь значимые открытия обязательно будут сделаны, пусть даже случайно. Можно было бы на законных основаниях возразить, что современный инструментарий новейших технических штуковин занимает жизненно важное и необходимое место в исследовательской работе. И в самом деле, мне и моим склонным к простейшим технологиям коллегам часто выгодно использовать сканирование головного мозга, но лишь для проверки определённых гипотез. Иногда это срабатывает, иногда нет, но мы всегда благодарны, когда под рукой оказываются высокие технологии если в том есть нужда.

Из книги Глаз разума автора Хофштадтер Дуглас Роберт

ПРЕДИСЛОВИЕ Что такое разум? Что такое Я? Может ли грубая материя думать или чувствовать? Где находится душа? Любой, кто задумается над подобными вопросами, вскоре зайдет в тупик. Эта книга - попытка выявить возникающие здесь противоречия и описать их живо и образно. Мы

Из книги Гомеопатическое лечение кошек и собак автора Гамильтон Дон

Предисловие Длительные хронические заболевания домашних животных являются источником глубочайших страданий для всех, кто искренне любит своих питомцев. Такие же эмоции испытывают и врачи-ветеринары. Надо отдать должное тем самоотверженным и преданным своей профессии

Из книги Жизнь как она есть [Её зарождение и сущность] автора Крик Фрэнсис

Предисловие Так где же они?Итальянский физик Энрико Ферми обладал выдающимися талантами. Его жена считала, что он был гением, и с ней согласились бы многие ученые. Он был не только замечательным физиком-теоретиком, но также экспериментатором. Именно Ферми и его друг,

Из книги Удивительные истории о существах самых разных автора Образцов Петр Алексеевич

Предисловие Самая большая тайна, которую человечество пытается разгадать последние примерно четыре тысячи лет, - это тайна возникновения жизни. В последнее время мы значительно приблизились к ее раскрытию. Удивительно, что после тысячелетий размышлений только в

Из книги Новейшая книга фактов. Том 1. Астрономия и астрофизика. География и другие науки о Земле. Биология и медицина автора Кондрашов Анатолий Павлович

Предисловие В сказке «Алиса в Зазеркалье» – второй части знаменитой детской дилогии Льюиса Кэрролла, ныне вошедшей в классику литературы для взрослых, – есть забавное стихотворение (исполняемое Траляля, братом Труляля) о том, как Морж и Плотник, заманив доверчивых

Из книги Естественные технологии биологических систем автора Уголев Александр Михайлович

ПРЕДИСЛОВИЕ Книга посвящена концепции естественных технологий живых систем на различных уровнях организации последних и изложению доказательств, позволяющих преодолеть противопоставление естествознания и технологии. Эти доказательства появились в результате

Из книги Самое грандиозное шоу на Земле [Доказательства эволюции] автора Докинз Клинтон Ричард

Предисловие Объем доказательств эволюции растет день ото дня, и никогда прежде эти доказательства не были настолько убедительны. Но как ни удивительно, никогда на моей памяти не была столь же сильна и малограмотная оппозиция. Эта книга - мой персональный конспект

Из книги Краснокожая хищница автора Бэккер Роберт

Предисловие - Назови ее Ютараптор, - предложил я моему коллеге д-ру Джеймсу Киркленду в телефонном разговоре январским днем 1992 года.Джим был в восторге от гигантского ископаемого когтя, только что найденного талантливым любителем Бобом Гастоном в красно-серых скалах

Из книги Мозг, разум и поведение автора Блум Флойд Э

Предисловие В последние годы успехи в изучении мозга и поведения стали объектом пристального внимания со стороны широкой общественности. Это случилось отчасти благодаря все возрастающему числу интереснейших открытий, касающихся мозга, его клеточной структуры,

Из книги Пищевые растения Сибири автора Черепнин Виктор Леонидович

Предисловие Цель настоящей книги - показать, насколько богата наша дикая сибирская природа и как широко можно использовать ее дары. В нашей стране уже много лет люди не знают, что такое голод. Разнообразная, вкусная и калорийная пища, богатая витаминами и другими

Из книги Глаз и Солнце автора Вавилов Сергей Иванович

Предисловие Когда собираешься говорить о цветах, естественно возникает вопрос, не следует ли прежде всего упомянуть о свете; на это мы, однако, даем короткий и откровенный ответ: так как до сих пор о свете было высказано множество различных мнений, то представляется

Н епостижимые загадки (как человек может хотеть ампутировать себе руку? почему рисунки аутичного ребенка превосходят по своему мастерству рисунки Леонардо? что такое чувство прекрасного? откуда берется в нас сострадание? как может человечество передавать культуру от поколения к поколению? что породило речь? где живет самосознание?) находят свое объяснение на уровне нейронов мозга - благодаря простым и гениальным экспериментам B. C. Рамачандрана. Он великий ученый современности, но у него еще и искрометное чувство юмора - и вот вам, пожалуйста, блестящее повествование о странном человеческом поведении и работе мозга.

Самые последние достижения науки о мозге. Где в мозге кроется то, что делает человека человеком? B. C. Рамачандран назван одним из ста самых выдающихся людей XX века.

Предисловие

Слова признательности

Хотя этот труд в значительной степени персональная одиссея, книга была бы невозможна без усилий многих моих коллег, которые настолько сильно изменили научное пространство, что это трудно было даже представить ещё несколько лет назад. Невозможно преувеличить пользу, которую получил я от их книг. Просто упомяну некоторых: Джо Леду, Оливер Сакс, Фрэнсис Крик, Ричард Докинз, Стивен Джей Г улд, Дэн Деннет, Пэт Черчленд, Джерри Эделман, Эрик Кэндел, Ник Хэмфри, Тони Дамазио, Мэрвин Мински, Станислас Дехаене. Я смог продвинуться вперёд, только стоя на плечах этих гигантов. Некоторые из их книг появились благодаря усилиям двух просвещённых литературных агентов Джона Брокмана и Катанки Мэйтсон, которые создают новую научную литературу в Америке и за её пределами. Они заново творят ощущение чуда и трепета перед наукой в эпоху Twitter, Facebook, YouTube, кратких новостных цитат и реалити-шоу в век, когда давшиеся с таким трудом ценности Просвещения, к сожалению, находятся в упадке.

Анжела вон дер Липпе, мой редактор, предложила коренным образом перестроить главы и предоставляла неоценимую обратную связь на каждой стадии работы. Её предложения были неоценимы, они придали ясность повествованию.

Особо благодарен я четверым людям, которые непосредственно повлияли на мою научную карьеру: Ричард Грегори, Фрэнсис Крик, Джон Д. Петтигрю и Оливер Сакс.

Также хочу поблагодарить многих людей, которые либо побуждали меня к карьере на медицинском и научном поприще, либо повлияли на моё мышление на годы вперёд. Как я уже говорил, я не был бы тем, кто я есть, если бы не мои мать и отец. Мой отец убеждал меня заняться медициной, схожие советы получил я от докторов Рама Мани и М. К. Мани. И я ни разу не раскаивался в избранном пути. Как я часто говорю моим студентам, медицина даст вам определённую широту видения и в то же время задаст чрезвычайно прагматичную установку. Если ваша теория истинна, ваши пациенты будут чувствовать себя лучше. Если ваша теория ошибочна не важно, насколько она элегантна или убедительна, она ухудшит их состояние или погубит. Нет лучшего теста, чтобы понять, на правильном вы пути или нет. И эта очевидная установка должна проходить сквозь все ваши исследования.

Также я в интеллектуальном долгу перед моим братом B. C. Рави, обширные знания которого в английской литературе и литературе телугу (особенно знание Шекспира и Тьягараджа) непревзойденны. Когда я был только на пороге медицины, он часто читал мне отрывки из Шекспира и Омара Хайяма («Рубайат»), которые глубоко отразились на моем душевном развитии. Помню, как услышал в его исполнении известный солилоквий из Макбета, и подумал «Вот это да, как много этим сказано». Это впечатало в меня понимание, насколько важна экономия выражений, будь то литература или наука.

Total: 0
Вконтакте0
Google+0
ОК0
Facebook0

Что делает нас людьми. Вилейанур Рамачандран

Книги и учебники по дисциплине Заболевания:

Предисловие

Слова признательности