Пушкин - основоположник современного русского языка? "
Да, это так! С маленькой поправкой:
А. С. Пушкин - основоположник современного ЛИТЕРАТУРНОГО русского языка! Образование национального литературного языка - это процесс длительный и постепенный. Он окончательно завершается в первые десятилетия XIX в. в творчестве русских писателей-реалистов, среди которых должны быть названы И. А. Крылов, А. С. Грибоедов и в первую очередь А. С. Пушкин. Главная историческая заслуга Пушкина и состоит в том, что им завершена закрепление русского народно-разговорного языка в литературе.

Мы вправе задать себе вопрос: почему именно Пушкину выпала высокая честь справедливо называться подлинным основоположником современного русского литературного языка? И ответ на этот вопрос может быть дан в одном предложении: потому что Пушкин был гениальным национальным поэтом!

Если же смысл этой фразы расчленить и конкретизировать, то можно выделить пять основных положений. Во-первых, А. С. Пушкин был выразителем наиболее передового, революционного мировоззрения современной ему эпохи. Он по праву признавался “властителем дум” первого поколения русских революционеров - дворян-декабристов.

Во-вторых, Пушкин был одним из самых культурных и разносторонне образованных русских людей начала XIX в. Получив воспитание в самом прогрессивном учебном заведении того времени, Царскосельском лицее, он затем поставил перед собой цель “в просвещении стать с веком наравне” и добивался осуществления этой цели в течение всей своей жизни.

В-третьих, Пушкин создавал непревзойденные образцы поэзии во всех родах и видах словесного искусства, и все жанры литературы он смело обогатил, вводя в них разговорный язык народа. В этом отношении Пушкин превосходит как Крылова, совершившего аналогичный подвиг лишь в жанре басни, так и Грибоедова, закрепившего разговорную речь в жанре комедии.

В-четвертых, Пушкин охватил своим гением все сферы жизни русского народа, все его общественные слои - от крестьянства до высшего света, от деревенской избы до царского дворца. В его произведениях отражены все исторические эпохи - от древней Ассирии и Египта до современных ему Соединенных Штатов Америки, от Гостомысла до дней его собственной жизни. Самые различные страны и народы предстают перед нами в его поэтическом творчестве.

Причем Пушкин владел необыкновенной силой поэтического перевоплощения и мог писать об Испании (“Каменный гость”), как испанец, об Англии XVII в. (“Из Буньяна”), как английский поэт времени Мильтона. Наконец, в-пятых, Пушкин стал основоположником реалистического художественного направления, которое в его творчестве получает преобладание примерно с середины 20-х годов.

И по мере того как Пушкин закрепляет реалистический метод отражения действительности в своих произведениях, усиливается и народно-разговорная стихия в его языке. Таким образом, все эти пять положений обнимаются формулой: “Пушкин - гениальный поэт русской нации”, что и позволило ему завершить процесс закрепления русского национального языка в литературе.

Пушкин, разумеется, не сразу стал тем, чем он был. Он учился у своих предшественников и претворил в собственном языковом мастерстве все достижения искусства слова, которые были добыты поэтами и писателями XVII и XVIII вв.

Чем глубже мы забираемся в историю, тем меньше перед нами неоспоримых фактов и достоверных сведений, особенно если интересуют нас нематериальные проблемы, например: языковое сознание, менталитет, отношение к языковым явлениям и статус языковых единиц. О событиях недавнего прошлого можно спросить очевидцев, найти письменные свидетельства, может быть даже фото- и видеоматериалы. А что делать, если ничего этого нет: носителей языка уже давно нет в живых, материальные свидетельства их речи фрагментарны или вообще отсутствуют, многое потерялось или подверглось позднейшей правке?

Невозможно услышать, как говорили древние вятичи, а значит, понять, насколько сильно отличался письменный язык славян от устной традиции. Нет свидетельств того, как воспринимали новгородцы речь киевлян или язык проповедей митрополита Илариона, а значит, остается без однозначного ответа вопрос о диалектном членении древнерусского языка. Невозможно определить фактическую степень близости языков славян конца 1-го тысячелетия н.э., а значит, точно ответить на вопрос, одинаково ли воспринимался болгарами и русичами искусственный старославянский язык, созданный на южнославянской почве.

Конечно, кропотливая работа историков языка приносит свои плоды: исследование и сопоставление текстов разных жанров, стилей, эпох и территорий; данные сравнительного языкознания и диалектологии, косвенные свидетельства археологии, истории, этнографии позволяют воссоздать картину далекого прошлого. Однако надо понимать, что аналогия с картиной здесь гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд: достоверные данные, получаемые в процессе исследования древних состояний языка, - это лишь отдельные фрагменты единого полотна, между которыми находятся белые пятна (чем древнее период, тем их больше) отсутствующих данных. Таким образом, целостная картина именно создается, дорисовывается исследователем по косвенным данным, окружающим белое пятно фрагментам, известным принципам и наиболее вероятным возможностям. А значит, возможны ошибки, различные интерпретации одних и тех же фактов и событий.

В то же время даже в отдаленной истории есть непреложные факты, одним из которых является Крещение Руси. Характер протекания этого процесса, роль тех или иных действующих лиц, датировка конкретных событий остаются предметами научных и околонаучных дискуссий, однако без каких-либо сомнений известно, что в конце 1-го тысячелетия н.э. государство восточных славян, обозначаемое в современной историографии как Киевская Русь, принимает христианство византийского толка в качестве государственной религии и официально переходит на кириллическую письменность. Каких бы взглядов не придерживался исследователь, какими бы данными не пользовался, обойти эти два факта невозможно. Все остальное касаемо данного периода, даже последовательность этих событий и причинно-следственные связи между ними, постоянно становится предметом спора. Летописные своды придерживаются версии: христианство принесло на Русь культуру и дало письменность, в то же время сохраняя упоминания о договорах, заключенных и подписанных на двух языках, между Византией и еще язычниками-русичами. Существуют и упоминания о наличии на Руси дохристианской письменности, например, у арабских путешественников.

Но в данный момент для нас важно другое: в конце 1-го тысячелетия н.э. языковая ситуация Древней Руси претерпевает существенные изменения, вызванные изменением государственной религии. Какова бы ни была ситуация до этого, новая религия принесла с собой особый языковой пласт, канонически зафиксированный в письменной форме, - старославянский язык, который (в форме русского национального варианта - извода - церковнославянского языка) с этого момента стал неотъемлемым элементом русской культуры и русской языковой ментальности. В истории русского языка это явление получило название «первое южнославянское влияние».

Схема формирования русского языка

К этой схеме мы еще вернемся. Пока же нам необходимо понять, из каких элементов начала складываться новая языковая ситуация в Древней Руси после принятия христианства и что в этой новой ситуации может быть отождествлено с понятием «литературный язык».

Во-первых , существовал устный древнерусский язык, представленный сильно различающимися, способными со временем выйти на уровень близкородственных языков, и почти не различающимися диалектами (славянские языки к этому моменту еще не до конца преодолели стадию диалектов единого праславянского языка). В любом случае, он имел определенную историю и был достаточно развитым, чтобы обслуживать все сферы жизни древнерусского государства, т.е. имел достаточные языковые средства, чтобы не только использоваться в бытовом общении, но и обслуживать дипломатическую, юридическую, торговую, культовую и культурную (устное народное творчество) сферы.

Во-вторых , появился старославянский письменный язык, привнесенный христианством для обслуживания религиозных нужд и постепенно распространившийся на сферу культуры и литературы.

В-третьих , должен был существовать государственно-деловой письменный язык для ведения дипломатической, юридической и торговой переписки и документации, а также обслуживания бытовых нужд.

Вот здесь как раз чрезвычайно актуальным и оказывается вопрос о близости славянских языков друг к другу и восприятии церковнославянского носителями древнерусского языка. Если славянские языки еще были очень близки друг к другу, то вполне вероятно, что, обучаясь письму по церковнославянским образцам, русичи воспринимали различия между языками как разницу между устной и письменной речью (говорим «карова» - пишем «корова»). Следовательно, на начальном этапе вся сфера письменной речи была отдана церковнославянскому языку, и лишь с течением времени в условиях усиливающегося расхождения в нее, прежде всего в тексты не духовного содержания, стали проникать древнерусские элементы, причем в статусе разговорных. Что в итоге и привело к маркированию древнерусских элементов как простых, «низких», а сохранившихся старославянских - как «высоких» (например, поворачивать - вращаться, молоко - Млечный Путь, урод - юродивый).

Если же различия были уже существенными, заметными для носителей, то пришедший с христианством язык стал ассоциироваться с религией, философией, образованием (так как обучение велось путем копирования текстов Священного писания). Решение же бытовых, юридических, иных материальных вопросов, как и в дохристианский период, продолжало вестись с помощью древнерусского языка как в устной, так и в письменной сфере. Что привело бы к тем же последствиям, но при других исходных данных.

Однозначный ответ здесь практически невозможен, так как на данный момент просто не хватает исходных данных: от раннего периода Киевской Руси до нас дошло очень мало текстов, большая их часть - религиозные памятники. Остальное сохранилось в более поздних списках, где различия между церковнославянским и древнерусским могут быть как исходными, так и появившимися позднее. А вот теперь вернемся к вопросу о литературном языке. Понятно, что для использования данного термина в условиях древнерусского языкового пространства необходимо скорректировать значение термина применительно к ситуации отсутствия как самого представления о языковой норме, так и средств государственного и общественного контроля состояния языка (словарей, справочников, грамматик, законов и пр.).

Итак, что такое литературный язык в современном мире? Определений этого термина множество, однако фактически это стабильный вариант языка, отвечающий нуждам государства и общества и обеспечивающий преемственность передачи информации и сохранность национального мировоззрения. Он отсекает все то, что фактически или декларативно неприемлемо для общества и государства на данном этапе: поддерживает языковую цензуру, стилистическую дифференциацию; обеспечивает сохранение богатств языка (даже невостребованных языковой ситуацией эпохи, например: прелестный, барышня, многоликий) и недопущение в язык не прошедшего проверку временем (новообразований, заимствований и т.д.).

За счет чего обеспечивается стабильность языкового варианта? За счет существования фиксированных языковых норм, которые маркируются как идеальный вариант данного языка и передаются следующим поколениям, что обеспечивает преемственность языкового сознания, препятствуя языковым изменениям.

Очевидно, что при любом использовании одного и того же термина, в данном случае это «литературный язык», суть и основные функции описываемого термином явления должны оставаться неизменными, иначе нарушается принцип однозначности терминологической единицы. Что же меняется? Ведь не менее очевидно, что литературный язык XXI в. и литературный язык Киевской Руси существенно отличаются друг от друга.

Основные изменения происходят в способах поддержания стабильности языкового варианта и принципах взаимодействия субъектов лингвистического процесса. В современном русском языке средствами поддержания стабильности служат:

• языковые словари (толковые, орфографические, орфоэпические, фразеологические, грамматические и т.д.), грамматики и грамматические справочники, учебники русского языка для школы и вуза, программы обучения русскому языку в школе, русскому языку и культуре речи в вузе, законы и законодательные акты о государственном языке - средства фиксации нормы и информирования о норме общества;
• преподавание в средней школе русского языка и русской литературы, издание произведений русских классиков и классического фольклора для детей, корректорская и редакторская работа в издательствах; обязательные экзамены по русскому языку для выпускников школ, эмигрантов и мигрантов, обязательный курс русского языка и культуры речи в вузе, государственные программы поддержки русского языка: например, «Год русского языка», программы поддержки статуса русского языка в мире, целевые праздничные мероприятия (их финансирование и широкое освещение): День славянской письменности и культуры, День русского языка - средства формирования носителей нормы и поддержания статуса нормы в обществе.

Система отношений между субъектами литературного языкового процесса

Возвращаемся в прошлое. Понятно, что сложной и многоуровневой системы поддержания стабильности языка в Киевской Руси не было, как и самого понятия «норма» в условиях отсутствия научного описания языка, полноценного языкового образования и системы языковой цензуры, позволяющей выявлять и исправлять ошибки и не допускать их дальнейшего распространения. Собственно, не было и понятия «ошибка» в современном его понимании.

Однако уже было (и косвенных свидетельств этого достаточно) осознание правителями Руси возможностей единого литературного языка в укреплении государства и формировании нации. Как ни странно это звучит, христианство, как это и описывается в «Повести временных лет», скорее всего, действительно, было выбрано из нескольких вариантов. Выбрано в качестве национальной идеи. Очевидно, развитие восточнославянского государства в какой-то момент столкнулось с необходимостью укрепления государственности и объединения племен в единый народ. Это объясняет, почему процесс обращения в иную религию, который обычно происходит либо по глубоким личным мотивам, либо по политическим причинам, в летописи представлен как свободный, сознательный выбор из всех возможных на тот момент вариантов. Необходима была сильная объединяющая идея, не противоречащая ключевым, принципиальным для мировоззрения представлениям племен, из которых формировалась нация. После того как выбор был сделан, если использовать современную терминологию, была развернута широкая кампания по реализации национальной идеи, включавшая в себя:

• яркие массовые акции (например, знаменитое крещение киевлян в Днепре);
• историческое обоснование (летописи);
• публицистическое сопровождение (например, «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, где не только анализируются различия между Ветхим и Новым Заветом и объясняются принципы христианского миропонимания, но и проводится параллель между правильным устроением внутреннего мира человека, которое дает христианство, и правильным устроением государства, которое обеспечивается миролюбивым христианским сознанием и единовластием, защищающим от внутренних распрей и позволяющим государству стать сильным и стабильным);
• средства распространения и поддержания национальной идеи: переводческая деятельность (активно начатая уже при Ярославе Мудром), создание собственной книжной традиции, школьное обучение3;
• формирование интеллигенции - образованного социального слоя - носителя и, что важнее, ретранслятора национальной идеи (Владимир целенаправленно обучает детей знати, формирует священство; Ярослав собирает книжников и переводчиков, добивается от Византии разрешения на формирование национального высшего духовенства и т.д.).

Для успешной реализации «государственной программы» требовался социально значимый, единый для всего народа язык (языковой вариант), имеющий высокий статус и развитую письменную традицию. В современном понимании основных лингвистических терминов это признаки литературного языка, а в языковой ситуации Древней Руси XI в. - церковнославянского языка

Функции и признаки литературного и церковнославянского языка

Таким образом, получается, что литературным языком Древней Руси после Крещения становится национальный вариант старославянского - церковнославянский язык. Однако развитие древнерусского языка не стоит на месте, и, несмотря на адаптацию церковнославянского языка к нуждам восточнославянской традиции в процессе формирования национального извода, разрыв между древнерусским и церковнославянским начинает расти. Ситуацию ухудшает сразу несколько факторов.

1. Уже упомянутая эволюция живого древнерусского языка на фоне стабильности литературного церковнославянского, который слабо и непоследовательно отражает даже общие для всех славян процессы (например, падение редуцированных: слабые редуцированные продолжают, пусть и не везде, фиксироваться в памятниках и XII, и XIII в.).

2. Использование образца в качестве нормы, поддерживающей стабильность (т.е. обучение письму идет путем многократного копирования образцовой формы, она же выступает единственным мерилом правильности текста: если я не знаю, как это следует писать, я должен посмотреть в образец или вспомнить его). Рассмотрим этот фактор подробнее.

Мы уже говорили о том, что для нормального существования литературного языка необходимы специальные средства, защищающие его от влияния национального языка. Они обеспечивают сохранение стабильного и неизменного состояния литературного языка на максимально возможный период времени. Такие средства называются нормами литературного языка и фиксируются в словарях, грамматиках, сборниках правил, учебниках. Это позволяет литературному языку игнорировать живые процессы до тех пор, пока это не начинает противоречить общенациональному языковому сознанию. В донаучный период, когда не существует описания языковых единиц, средством использования образца для поддержания стабильности литературного языка становится традиция, образец: вместо принципа «я пишу так, потому что это правильно» действует принцип «я пишу так, потому что я вижу (или помню), как это писать». Это вполне разумно и удобно, когда основной деятельностью носителя книжной традиции становится переписывание книг (т.е. тиражирование текстов путем ручного копирования). Главная задача книжника в этом случае как раз и заключается в том, чтобы точно соблюсти представленный образец. Подобный подход обуславливает очень многие особенности древнерусской культурной традиции:

1. небольшое количество текстов в культуре;
2. анонимность;
3. каноничность;
4. малое число жанров;
5. устойчивость оборотов и словесных конструкций;
6. традиционность изобразительно-выразительных средств.

Если современная литература не приемлет стертых метафор, неоригинальных сравнений, избитых фраз и стремится к максимальной уникальности текста, то древнерусская литература и, кстати, устное народное творчество, напротив, старались пользоваться проверенными, признанными языковым средствами; для выражения определенного типа мыслей старались использовать традиционный, принятый обществом способ оформления. Отсюда и абсолютно осознанная анонимность: «я по божьему повелению вкладываю информацию в традицию» - вот канон жития, вот жизнь святого - «я лишь помещаю события, которые были, в традиционную форму, в которой они и должны храниться». И если современный автор пишет для того, чтобы его увидели или услышали, то древнерусский писал потому, что сообщить данную информацию он был должен. Поэтому и количество оригинальных книг оказывалось небольшим.

Однако со временем ситуация начала меняться, и у образца как хранителя стабильности литературного языка проявился существенный недостаток: он не был ни универсальным, ни мобильным. Чем выше была оригинальность текста, тем труднее книжнику было полагаться на память, а значит, приходилось писать не «так, как это написано в образце», а «так, как я думаю это должно писаться». Применение этого принципа приводило в текст элементы живого языка, которые вступали в противоречие с традицией и провоцировали возникновение сомнений у переписчика: «Я вижу (или я помню) разные написания одного и того же слова, значит, где-то ошибка, но где»? Помогала либо статистика («такой вариант я видел чаще»), либо живой язык («а говорю-то я как»?). Иногда, правда, срабатывала гиперкоррекция: «я говорю так, но пишу я обычно не так, как говорю, поэтому напишу-ка я так, как не говорят». Таким образом, образец как средство поддержания стабильности под действием сразу нескольких факторов стал постепенно терять свою эффективность.

3. Существование письменности не только на церковнославянском, но и на древнерусском языке (юридическая, деловая, дипломатическая письменность).

4. Ограниченность сферы употребления церковнославянского языка (он воспринимался как язык веры, религии, Священного Писания, следовательно, у носителей языка возникало ощущение, что использовать его для чего-то менее высокого, более приземленного - неправильно).

Все эти факторы под воздействием катастрофического ослабления централизованной государственной власти, ослабления просветительской деятельности привели к тому, что литературный язык вступил в фазу затяжного кризиса, завершившегося становлением Московской Руси.

Образование национального литературного языка - это процесс длительный и постепенный. Как уже сказано выше (см. гл. 9, с. 125), этот процесс, согласно мыслям В. И. Ленина, слагается из трех основных исторических этапов, опираясь на три общественные предпосылки: а) сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке (для России это осуществилось уже к XVII в.); б) устранение препятствий в развитии языка (в данном отношении много было сделано в течение XVIII в.: реформы Петра I; стилистическая система Ломоносова; создание “нового слога” Карамзиным); в) закрепление языка в литературе. Последнее окончательно завершается в первые десятилетия XIX в. в творчестве русских писателей-реалистов, среди которых должны быть названы И. А. Крылов, А. С. Грибоедов и в первую очередь А. С. Пушкин.

Главная историческая заслуга Пушкина и состоит в том, что им завершена закрепление русского народно-разговорного языка в литературе.

Мы вправе задать себе вопрос: почему именно Пушкину выпала высокая честь справедливо называться подлинным основоположником современного русского литературного языка? И ответ на этот вопрос может быть дан в одном предложении: потому что Пушкин был гениальным национальным поэтом. Если же смысл этой фразы расчленить и конкретизировать, то можно выделить пять основных положений. Во-первых, А. С. Пушкин был выразителем наиболее передового, революционного мировоззрения современной ему эпохи. Он по праву признавался “властителем дум” первого поколения русских революционеров-дворян-декабристов. Во-вторых, Пушкин был одним из самых культурных и разносторонне образованных русских людей начала XIX в. Получив воспитание в самом прогрессивном учебном заведении того времени, Царскосельском лицее, он затем поставил перед собой цель “в просвещении стать с веком наравне” и добивался осуществления этой цели в течение всей своей жизни. В-третьих, Пушкин создавал непревзойденные образцы поэзии во всех родах и видах словесного искусства, и все жанры литературы он смело обогатил, вводя в них разговорный язык народа. В этом отношении Пушкин превосходит как Крылова, совершившего аналогичный подвиг лишь в жанре басни, так и Грибоедова, закрепившего разговорную речь в жанре комедии. В-четвертых, Пушкин охватил своим гением все сферы жизни русского народа, все его общественные слои - от крестьянства до высшего света, от деревенской избы до царского дворца. В его произведениях отражены все исторические эпохи - от древней Ассирии и Египта до современных ему Соединенных Штатов Америки, от Гостомысла до дней его собственной жизни. Самые различные страны и народы предстают перед нами в его поэтическом творчестве. Причем Пушкин владел необыкновенной силой поэтического перевоплощения и мог писать об Испании (“Каменный гость”), как испанец, об Англии XVII в. (“Из Буньяна”), как английский поэт времени Мильтона. Наконец, в-пятых, Пушкин стал основоположником реалистического художественного направления, которое в его творчестве получает преобладание примерно с середины 20-х годов. И по мере того как Пушкин закрепляет реалистический метод отражения действительности в своих произведениях, усиливается и народно-разговорная стихия в его языке. Таким образом, все эти пять положений обнимаются формулой: “Пушкин - гениальный поэт русской нации”, что и позволило ему завершить процесс закрепления русского национального языка в литературе.

Пушкин, разумеется, не сразу стал тем, чем он был. Он учился у своих предшественников и претворил в собственном языковом мастерстве все достижения искусства слова, которые были добыты поэтами и писателями XVII и XVIII вв.

В языке пушкинских произведений мы имеем возможность наблюдать традиционные элементы русского литературного языка, полученные им в наследие от прошлых периодов развития. Мы имеем в виду прежде всего церковнославянизмы (лексические, грамматические и фонетические); мифологизмы: имена античных божеств, обращение к Музе, слова лира, пою и т. п.; риторические приемы высокого слога и пр. В лицейский период творчества Пушкина названные средства литературного выражения используются как бы по инерции, в силу традиционности их употребления в данном жанре поэзии. Так, например, в стихотворении “Воспоминание в Царском селе” (1814 г.), с которым Пушкин выступил на лицейском экзамене 8 января 1815 г. в присутствии Державина, изобилуют церковнославянизмы и лексические: “навис покров угрюмой нощи...”, и грамматические: “...когда под скипетром великий жены...”, и фонетические (произношение е под ударением перед следующим твердым согласным без перехода в о). О современных поэту событиях повествуется как о подвигах античных героев: Летят на грозный пир; мечам добычи ищут, И се-пылает брань; на холмах гром гремит, В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут, И брызжет кровь на щит.

Говоря о бегстве наполеоновских войск из России, Пушкин применяет весь арсенал высокого слога:

Утешься, мать градов России,

Воззри на гибель пришлеца.

Отяготела днесь на их надменны выи

Десница мстящая творца.

Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,

Их кровь не престает в снегах реками течь;

Бегут-и в тьме ночной их глад и смерть сретают,

А с тыла гонит русский меч.

Поэтической традиции XVIII в. стихотворение это обязано, например, следующими строками: “Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны?” (О Наполеоне) или: “В Париже росс! Где факел мщенья? || Поникни, Галлия, главой” и др.

Однако мы должны отметить в стихотворении, наряду с полным набором стилистических атрибутов классицизма, и отдельные речевые элементы, обязанные своим происхождением эпохе предромантизма и сентиментализма, например, упоминание о скальдах и т. п.: О скальд России вдохновенный,

Воспевший ратных грозный строй,

В кругу товарищей, с душой воспламененной,

Греми на арфе золотой!

В употреблении и этого рода выразительных средств языка также господствует поэтическая инерция.

Таким образом, в начале своего поэтического творчества, Пушкин еще не ограничивал употребление традиционных речевых элементов какими-либо стилистическими задачами, используя их лишь как прямую дань наследию прошлого.

Позднее традиционные речевые элементы продолжают сохраняться в языке произведений Пушкина, однако их употребление строго стилистически обосновано. Использование церковнославянизмов и архаизмов различного рода в языке произведений А. С. Пушкина зрелой поры его творчества может быть определено следующими стилистическими задачами.

1. Придание торжественного, возвышенного тона произведению или его части. Так, в стихотворении “Перед гробницею святой...” (1831 г.), посвященном памяти Кутузова, мы читаем: “...стою с поникшею главой...”; “Под ними спит сей властелин, ||Сей идол северных дружин, || Маститый страж страны державной,||Смиритель всех ея врагов!) Сей остальной из стаи славной||Екатерининских орлов”.

В стихотворении “Я памятник себе воздвиг...” (1836 г.) всем известны такие слова: “Вознесся выше он главою непокорной|| Александрийского столпа”; “И назовет меня всяк сущий в ней язык”; “доколь в подлунном мире|| Жив будет хоть один пиит” и т. п. Именно в такой функции наиболее сильно сказалась предшествующая традиция высокого слога.

2. Создание исторического колорита эпохи. Здесь Пушкин может быть признан новатором, так как писатели XVIII в. этим средством не владели; чуждо оно было и произведениям Карамзина. Пушкин же не только умело применяет архаизмы как средство исторической стилизации, но и строго подбирает тот или иной состав архаизирующей лексики в зависимости от изображаемой эпохи. Например, в “Песни о вещем Олеге.” мы находим такие слова, как тризна, отрок (слуга), волхв и т. п. В “Родословной моего героя” читаем не только целиком стилизованную под древнерусское летописное повествование фразу “Вельми бе грозен воевода”, но и находим ссылку на воображаемый древний источник: “Гласит Софийский Хронограф”.

Для более близких к своему времени исторических периодов Пушкин также подбирает соответствующую лексику и фразеологию. Так, первая реплика в трагедии “Борис Годунов” открывается следующими словами: “Наряжены мы вместе город ведать...” Здесь к языку XVI-XVII вв. восходит и значение глагола нарядить!наряжать назначать, и выражение город ведать, т. е. управлять городом. Эта реплика сразу вводит читателя в обстановку XVI столетия.

Когда Пушкину необходимо перенестись в эпоху XVIII в., он также находит приемы исторической стилизации языка. Например, в “Капитанской дочке” используется солдатская песня: “Мы в фортеции живем, ||Хлеб едим и воду пьем...” - или лирические стишки, сочиненные Гриневым:

Мысль любовну истребляя,

Тщусь прекрасную забыть,

И ах, Машу избегая,

Мышлю вольность получить!

Но глаза, что мя пленили,

Всеминутно предо мной,

Они дух во мне смутили,

Сокрушили мой покой.

Ты, узнав мои напасти,

Сжалься, Маша, надо мной,

Зря меня в сей лютой части,

И что я пленен тобой.

Недаром Швабрин, прочтя эти стихи, находит, что они “достойны... Василья Кирилыча Тредьяковского и очень напоминают... его любовные куплетцы”. Благодаря введению приемов исторической стилизации языка Пушкину удалось значительно обогатить реалистический метод изображения исторического прошлого.

3. Выражение сатиры и иронии. Пушкин превращает устарелые слова и выражения в меткое оружие, разящее политических врагов поэта, например, в эпиграмме на архимандрита Фотия: “Пошли нам, господи, греховным, || Поменьше пастырей таких, || Полублагих, полусвятых”.-или на гр. Орлову-Чесменскую: “Благочестивая жена || Душою богу предан, ||А грешною плотию||Архимандриту Фотию”.

В этих стихах, в поэме “Гавриилиада” и в других произведениях церковнославянизмы выступают в диаметрально противоположной своему традиционному употреблению стилистической функции-служить средством борьбы с официальной идеологией.

Именно тенденция пушкинского стиля к смешению церковнославянизмов, русских литературных и разговорно-бытовых слов составляет наиболее существенную сторону языкового новаторства поэта. Этот процесс ассимиляции церковнославянизмов современному русскому словоупотреблению вызывал наибольшее количество протестов со стороны критиков пушкинского творчества, ревнителей языкового пуризма. Так, когда появилась в печати V песнь “Евгения Онегина” с ее известным поэтическим изображением русской зимы. “Зима!.. Крестьянин, торжествуя, || На дровнях обновляет путь...”,-то в критической статье журнала “Атеней” было замечено: “В первый раз, я думаю, дровни в завидном соседстве с торжеством”.

В “Евгении Онегине” можно наблюдать и многие другие примеры стилистической трансформации церковнославянизмов.

Так, в той же песни V находим: “Вот бегает дворовый мальчик,||В салазки жучку посадив, || Себя в коня преобразив” (ср. название церковного праздника “Преображение господне”). В песни VII читаем: “Мальчишки разогнали псов, || Взяв барышню под свой покров...” (ср. “Покров пресвятой богородицы”); “Старушка очень полюбила ||Совет разумный и благой...” и т. п.

Таким образом, Пушкин, положительно оценив традиционный фонд книжной лексики и фразеологии, сохраняет ее в составе современного русского литературного языка, придав этому разряду слов и выражений строго определенные стилистические функции и частично ассимилировав их обычному словоупотреблению.

Вторым компонентом языка художественной литературы, также унаследованным от предшествующих эпох языкового развития, преимущественно периода XVIII в. и карамзинской поры, является лексика и фразеология, заимствованная из языков народов Европы или возникшая под воздействием этих языков. Это - “западноевропеизмы” литературного языка.

Под “западноевропеизмами”, или под “европеизмами”, в произведениях Пушкина мы будем подразумевать как те или иные слова западноевропейских языков, оставляемые без перевода, так и выражения типа перифразов, восходящие к карамзинскому “новому слогу”.

Принципы лексического и фразеологического использования “европеизмов” в пушкинском индивидуальном стиле были изменчивы и не лишены внешних противоречий. Хотя Пушкин отказывается от метода прямого копирования европейской фразеологии, характерного для стиля карамзинистов, он в сфере отвлеченных понятий признавал образцом для русского французский язык. Так, одобряя “галлицизмы понятий, галлицизмы умозрительные, потому, что они уже европеизмы”, Пушкин писал Вяземскому: “Ты хорошо сделал, что заступился явно за галлицизмы. Когда-нибудь должно же вслух сказать, что русский метафизический язык находится у нас еще в диком состоянии. Дай бог ему когда-нибудь образоваться наподобие французского (ясного, точного языка прозы-т. е. языка мыслей)”.

С одной стороны, Пушкин высказывался против загромождения русского языка иностранными словами, убеждая избегать по возможности даже специальных терминов. Он писал И. В. Киреевскому 4 января 1832 г.: “Избегайте ученых терминов и старайтесь их переводить, то есть перефразировать: это будет и приятно неучам и полезно нашему младенствующему языку”.

С другой стороны, в произведениях Пушкина немало отдельных слов или целых выражений и фраз, оставляемых без перевода и изображенных иностранным шрифтом на французском, английском, немецком, итальянском и латинском языках. Однако все эти нетранслитерированные слова и выражения обладают незаменимой смысловой и стилистической функцией, что и оправдывает применение их Пушкиным.

Например, в VIII песни “Евгения Онегина” Пушкин показывает образ Татьяны, вышедшей замуж за знатного генерала, и ему необходимо При этом охарактеризовать жизнь, быт и понятия русской великосветской среды. И мы находим в строфе XIV следующую характеристику Татьяны: Она казалась верный снимок Du comme il faut (Шишков, прости: Не знаю, как перевести).

В строфах XV и XVI читаем продолжение характеристики: Никто б не мог ее прекрасной Назвать, но с головы до ног Никто бы в ней найти не мог Того, что модой самовластной В высоком лондонском кругу Зовется vulgar (He могу... Люблю я очень это слово, Но не могу перевеста; Оно у нас покамест ново, И вряд ли быть ему в чести).

Понятия, выражаемые французским comme il faut или английским vulgar, как нельзя лучше обрисовывают воззрения и взгляды аристократического общества начала XIX в. Поэтому они и рассматривались Пушкиным как непереводимые на

русский язык.

Стремясь к сближению русского литературного языка с тогдашними западноевропейскими главным образом в общем строе выражения мыслей, в характере связи между понятиями, Пушкин выступает против тех форм фразообразования, которые могли рассматриваться как прямые синтаксические галлицизмы или как кальки, копирующие манерные французские перифразы.

Так, в первоначальном тексте 1-й главы “Евгения Онегина” Пушкиным было записано: Ах, долго я забыть не мог Две ножки... Грустный, охладелый, И нынче иногда во сне Они смущают сердце мне.

Тут же на полях поэт отметил: “Непростительный галлицизм!”, а затем исправил фразу, устранив независимость от подлежащего обособленного оборота: ...Грустный, охладелый, Я все их помню, и во сне Они тревожат сердце мне.

В отношении прямых перифразов мы наблюдаем в стиле Пушкина аналогичную эволюцию. С начала 20-х годов из пушкинских сочинений устраняются условные перифрастические выражения французско-карамзинского типа, еще нередкие в его ранних стихах, как, например: Небес сокрылся вечный житель (т. е. солнце) (“Кельна”, 1814).

Пушкин призывает к отказу от застывших и вычурных выражений, к замене их простыми обозначениями предметов и представлений. Он иронически выстраивает следующие стилистические параллели, противопоставляя длинным и вялым перифразам простые и короткие обозначения: “Но что сказать об наших писателях, которые, почитая за низость изъяснить просто вещи самые обыкновенные, думают оживить детскую прозу дополнениями и вялыми метафорами? Эти люди никогда не скажут дружба, не прибавя: сие священное чувство, коего благородный пламень и проч. Должно бы сказать: рано поутру - а они пишут: едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба - ах, как это все ново и свежо, разве оно лучше потому только, что длиннее.

Читаю отчет какого-нибудь любителя театра: сия юная питомица Талии и Мельпомены, щедро одаренная Апол... боже мой, да поставь: эта молодая хорошая актриса - и продолжай- будь уверен, что никто не заметит твоих выражений, никто спасибо не скажет.

Презренный зоил, коего неусыпная зависть изливает усыпительный свой яд на лавры русского Парнаса, коего утомительная тупость может только сравниться с неутомимой злостию... не короче ли - г-н издатель такого-то журнала...”

Однако Пушкин не отказывается окончательно от карамзинских перифразов в языке. Он нередко оживляет их, воскрешая при помощи своеобразной лексической и грамматической трансформации их внутренний стершийся от частого употребления в речи образ. Так, в песни VII “Евгения Онегина” читаем: “С улыбкой ясною природа || Сквозь сон встречает утро года”. Благодаря пушкинским преобразованиям, включению в свежий поэтический контекст, стершийся шаблон утро года- весна становится ярким и впечатляющим образом. Ср. подобное же использование выражения вихрь жизни в V песни того же романа: “Однообразный и безумный, || Как вихорь жизни молодой, || Кружится вальса вихорь шумный” (строфа XXI).

Однако более всего способствовало освоение “европеизмов” в языке Пушкина его смелое стилистическое новаторство, вовлекавшее в поэтический контекст слова и выражения из различных лексических пластов книжной речи и просторечия.

В стихотворениях лицейской поры и далее, до конца 10-х годов мы находим еще очень незначительное количество таких слов и фраз, которые противоречили бы карамзинским стилистическим нормам. Из лексики внелитературного просторечия или крестьянских диалектов Пушкин использовал лишь немногие слова, например, хват в стихотворении “Казак” (1814 г.), детина в стихотворении “Городок” (1814 г.), выражения уходить горе или так и сяк размажет в послании “К Наталье” (1813 г.), ерошить волосы (“Моему Аристарху”, 1815 г.), закадышный друг (“Мансурову”, 1819 г.) и некоторые другие. Однако уже в поэме “Руслан и Людмила” проявляется уклон к просторечию больший, чем это допускалось нормами светского карамзинского стиля для произведений подобного жанра.

Стихи поэмы, несомненно, стилизованы под сказочную простонародность, под фольклорную старину. Это проявляется как в речах действующих лиц, так и в авторском повествовании: См., например, слова Руслана: “Молчи, пустая голова! || Я еду, еду, не свищу, ||А как наеду, не спущу!” или “Теперь ты наш: ага, дрожишь!”. В речи Черномора: “Не то-шутите вы со мною - Всех удавлю вас бородою!” В речи Головы: “Ступай назад, я не шучу. ||Как раз нахала проглочу”; “Послушай, убирайся прочь...”; “Я сдуру также растянулся; ||Лежу не слыша ничего,||Смекая: обману его!” и т. д. Вот какими словами Пушкин рассказывает о Людмиле (княжне, дочери киевского великого князя Владимира!): “Княжна с постели соскочила-||Дрожащий занесла кулак, || И в страхе завизжала так,||Что всех арапов оглушила”.

Неудивительно, что в журнале “Вестник Европы” критик карамзинского направления обвинил Пушкина в нелитературности языка и в недопустимой демократичности: “Шутка грубая, не одобряемая вкусом просвещения, отвратительна... Если бы в Московское благородное собрание как-нибудь втерся (предполагаю невозможное возможным) гость с бородою, в армяке, в лаптях, и закричал бы зычным голосом: "Здорово, ребята!"-неужели бы стали таким проказником любоваться?”. Итак, появление весьма умеренной по своему языковому демократизму поэмы шокировало литературных ретроградов. Но Пушкин не смущался враждебными отзывами критиков и смело пролагал путь к дальнейшей демократизации литературного языка. В 1823 г., дорожа простонародностью “Братьев-разбойников”, поэт предлагал А. А. Бестужеву напечатать отрывок из поэмы в издававшемся декабристами альманахе “Полярная звезда”, “если отечественные звуки: харчевня, кнут, острог - не испугают нежных ушей читательниц”.

Значительно расширяется сфера народного просторечия в пушкинских произведениях, начиная с середины 20-х годов, со времени его пребывания в Михайловском. Мы знаем, что, живя в деревенской глуши, Пушкин ежечасно общался с крепостными крестьянами, прислушивался к их песням, сказкам, разговорам. Одетый в красную русскую рубаху, он появлялся на ярмарках и сельских базарах, толкаясь среди толпы и участвуя в народных увеселениях. Главной его собеседницей становится в эти годы няня Арина Родионовна, со слов которой он записывает чудесные сказки. В высказываниях Пушкина, начиная с этой поры, мы находим призывы к смелому сближению языка литературных произведений с разговорной речью простого народа. По мнению Пушкина, “странное просторечие”- это характерный признак “зрелой словесности”. “Но,-с горестной иронией замечает он,- прелесть нагой простоты для нас непонятна”. “Читайте простонародные сказки, молодые писатели,- чтоб видеть свойства русского языка”,- обращался Пушкин к своим собратьям по перу в 1828 г. “Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и, слава богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин также глубочайших исследований. Альфиери изучал итальянский язык на флорентийском базаре: не худо нам иногда прислушаться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком”,- писал Пушкин в 1830 г. в “Опровержении на критики”.

Яркие примеры обращения Пушкина к разговорной речи народа мы видим во всех жанрах его стихотворных произведений зрелой поры: и в “Евгении Онегине” (особенно начиная с 4-й главы), и в “Графе Нулине”, и в “Полтаве”, и в “Медном всаднике”. А также во многих лирических стихах и балладах.

Однако, вводя в язык своих произведений народную речь, Пушкин обычно брал из нее только то, что было общепонятным, избегая областных слов и выражений, не опускаясь до натуралистической фиксации диалектного говорения. Своеобразие пушкинского стилистического новаторства в отношении к просторечию состоит не в самом факте его использования. Народная речь встречалась в произведениях относительно далеких по времени предшественников Пушкина-поэтов и писателей XVIII в., однако, во-первых, эти авторы ограничивали использование просторечия лишь произведениями “низкого штиля”, во-вторых, они воспроизводили народную речь, не подвергая ее стилистической обработке.

Приведем в качестве примера диалог между двумя работниками из комедии В. И. Лукина “Щепетильник” (1766 г.): “Мирон-работник (держа в руке зрительную трубку): Васюк, смотри-ка. У нас в эких дудки играют; а здесь в них, один глаз прищуря, не веть цаво-то смотрят. Да добро бы, братень, издали, а то, нос с носом столкнувшись, утемятся друг на друга. У них мне-ка стыда-то совсем кажется ниту. Да по-смотрець было и мне. Нет, малец, боюсь праховую испортить.

Василий-работник: Кинь ее, Мироха! А как испорцишь, так сороми-та за провальную не оберешься. Но я цаю, в нее и подуцеть можно, и коли б она ни ченна была, так бы я себе купил, и пришедши домой, скривя шапку, захазил с нею. Меня бы наши деули во все посиденьки стали с собою браци, и я бы, братень, в переднем углу сидя, чуфарился над всеми.”

В процитированном отрывке крестьяне говорят подчеркнуто диалектной речью, причем автор, вероятно, сознательно сгущая краски, вкладывает в их реплики фонетические, синтаксические и лексические диалектизмы, восходящие к различным говорам.

Сравним с этим речь кузнеца Архипа из повести “Дубровский”: “"Чему смеетесь, бесенята,-сказал им сердито кузнец,- бога вы не боитесь - божия тварь погибает, а вы сдуру радуетесь", - и, поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою”. Здесь нет ни одной областнической черты, и тем не менее мы ясно чувствуем, что так может говорить именно крестьянин. Пушкин достигает полноты художественного впечатления и благодаря тщательному отбору лексики, и благодаря естественному строю предложения в приведенной речи Архипа.

Отбирая из крестьянской речи только то, что может рассматриваться как подлинно общенародное, Пушкин, однако, умел найти в народном словоупотреблении самобытные черты, характеризующие его неподдельность и своеобразие.

Обратимся к стихотворению “Утопленник” (1828 г.). В нем мы находим следующие строки: “Дети спят, хозяйка дремлет, На полатях муж лежит”. В этом контексте слово хозяйка имеет то значение, которое присуще ему в народных говорах: жена, старшая женщина в крестьянской семье. Далее в стихах: “Уж с утра погода злится, || Ночью буря настает...” - слово погода также употреблено в диалектном значении дурная погода, буря.

Отметим еще относительно редкий случай использования характерного “местного” слова во 2-й главе “Капитанской дочки”: “Постоялый двор или, по-тамошнему, умет, находился в стороне, в степи, далече от всякого селения, и очень походил на разбойническую пристань”. Слово умет услышано Пушкиным в говорах Оренбургской губернии и как нельзя лучше придает повествованию колоритный оттенок достоверности.

Таким образом, тщательно отбирая слова и выражения из народной речевой практики, Пушкин не только и не просто вводит их в языковую ткань всех своих произведений, независимо от жанра и стилистической направленности, но и делает разговорную речь простого народа подлинной основой национального русского литературного языка.

С особенной яркостью проявилась демократизация русского литературного языка, произведенная Пушкиным, в его прозе. Хорошо известны те стилистические требования, которые Пушкин предъявлял к слогу прозаических произведений: “Точность и краткость-вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат”.

И эти требования неуклонно претворялись в действительность. Слог пушкинской прозы лишен каких бы то ни было словесных украшений, которые отвлекали бы от главного содержания мысли; пушкинскую прозу справедливо сравнивают не с произведением живописи, а с рисунком пером, иногда даже с чертежом, до того в ней все четко и ясно.

Названные качества прозы достигаются преимущественно средствами синтаксических структур. Пушкин предпочитал простые, часто даже нераспространенные предложения тяжеловесным и громоздким периодам, столь принятым в прозе его предшественников. Эта черта слога прослеживается при сопоставлении синтаксиса прозы Пушкина с непосредственными источниками, использованными им при создании своих произведений. Так, источником “Истории Петра Великого”, над которой Пушкин работал в последние годы жизни, служила книга И. И. Голикова “Деяния Петра Великого”.

У Голикова читаем: “Грозили ему силою, но г. Шипов ответствовал, что он умеет обороняться”. Конспектируя книгу,. Пушкин следующим образом передал эту фразу: “Шипов упорствовал. Ему угрожали. Он остался тверд”. Из сложного синтаксического целого Пушкин создает три кратких простых предложения.

Далее в той же книге находим: “Бесчестие таковое его флагу и отказ в требуемом за то удовольствии были толико монарху чувствительны, что принудили его, так сказать, против воли объявить сдавшихся в крепости всех военнопленными”. У Пушкина вместо этого только: “Петр не сдержал своего слова. Выборгский гарнизон был объявлен военнопленным”. Изучив приемы конспектирования Пушкиным книги Голикова П. С. Попов делает следующий выврд из приведенных им сопоставлений: “На протяжении всех тетрадей можно проследить, как под пером Пушкина трансформировался голиковский стиль: вместо сложных предложений с большим количеством вспомогательных частей, мы получаем короткие фразы, причем предложение в большинстве случаев состоит из двух. элементов”.

Аналогичные наблюдения дает сравнение описания бурана во 2-й главе “Капитанской дочки” с одним из ее возможных. источников. Таким, очевидно, мог быть рассказ “Буран”, опубликованный в 1834 г. С. Т. Аксаковым в альманахе “Денница”. В рассказе уроженец Оренбургской губернии С. Т. Аксаков? с большой фенологической точностью изображает грозное явление природы: “Все слилось, все смешалось: земля, воздух,. небо превратилось в пучину кипящего снежного праха, который слепил глаза, занимал дыханье, ревел, свистал, выл, стонал, бил, трепал, вертел со всех сторон, сверху и снизу, обвивался, как змей, и душил все, что ему ни попадалось” (с. 409).. У Пушкина: “Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом - и скоро стали”. Вместо 11 глаголов, показывающих действие вихря у Аксакова, Пушкин использует лишь один- выл, но дает ему такое образное определение, которое делает излишними все остальные глаголы. Сопоставим картины, изображающие прекращение бурана. У Аксакова: “Утих буйный ветер, улеглись снега. Степи представляли вид бурного моря, внезапно оледеневшего...” (с. 410-411). У Пушкина: “...Буря утихла. Солнце сияло. Снег лежал ослепительной пеленою на необозримой степи”. Если описание бурана, данное Пушкиным, уступает аксаковскому в фенологической точности (во время бурана снег не падает хлопьями), то, несомненно, выигрывает ясности и выразительности благодаря опущению несущественных для художественного замысла подробностей.

Укажем еще на одну важную черту пушкинской прозы, подмеченную исследователями. Это преобладание в его произведениях глагольной стихии. По произведенным подсчетам, в “Пиковой даме” Пушкина-40% глаголов при 44% существительных и 16% эпитетов, в то время как в “Мертвых душах” Гоголя-50% существительных, 31% глаголов и 19% эпитетов.

Преобладание “глагольной стихии” отмечалось и при анализе пушкинских стихотворных произведений. По наблюдениям Б. В. Томашевского, среди эпитетов “Гавриилиады” преимущество имеют либо причастия, либо отглагольные прилагательные.

Таким образом, слог пушкинских произведений по сравнению с языком и стилем его непосредственных предшественников может рассматриваться как громадный шаг вперед в литературном развитии.

Какие же общие выводы могут быть сделаны из рассмотрения вопроса о значении Пушкина в истории русского литературного языка?

Пушкин навсегда стер в русском литературном языке условные границы между классическими тремя стилями. В его языке “впервые пришли в равновесие основные стихии русской речи”. Разрушив эту устарелую стилистическую систему, Пушкин создал и установил многообразие стилей в пределах единого национального литературного языка. Благодаря этому каждый пишущий на русском литературном языке получил возможность развивать и бесконечно варьировать свой индивидуально-творческий стиль, оставаясь в пределах единой литературной нормы.

Эта великая историческая заслуга Пушкина перед русским языком была правильно оценена уже его современниками. Так, при жизни великого русского поэта, в 1834 г., Н. В. Гоголь, писал: “При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте... В нем, как будто в лексиконе, заключилось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство”.

Еще яснее значение Пушкина как основоположника современного русского литературного языка было осознано писателями последующей эпохи. Так, И. С. Тургенев сказал в своей речи на открытии памятника Пушкину в 1880 г.: “...Нет сомнения, что он [Пушкин] создал наш поэтический, наш литературный язык и что нам и нашим потомкам остается только идти по пути, проложенному его гением”. Эти слова не потеряли своей силы и в наши дни, через сто лет после того, как они были сказаны: в наши дни русский литературный язык продолжает развиваться в русле пушкинских прогрессивных традиций.

Введение

Образование национального литературного языка -- это процесс длительный и постепенный. Как уже сказано выше (см. гл. 9, с. 125), этот процесс, согласно мыслям В. И. Ленина, слагается из трех основных исторических этапов, опираясь на три общественные предпосылки: а) сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке (для России это осуществилось уже к XVII в.); б) устранение препятствий в развитии языка (в данном отношении много было сделано в течение XVIII в.: реформы Петра I; стилистическая система Ломоносова; создание “нового слога” Карамзиным); в) закрепление языка в литературе.

Последнее окончательно завершается в первые десятилетия XIX в. в творчестве русских писателей-реалистов, среди которых должны быть названы И. А. Крылов, А. С. Грибоедов и в первую очередь А. С. Пушкин.

Главная историческая заслуга Пушкина и состоит в том, что им завершена закрепление русского народно-разговорного языка в литературе.

Пушкин А.С. - основоположник русского литературного языка

Мы вправе задать себе вопрос: почему именно Пушкину выпала высокая честь справедливо называться подлинным основоположником современного русского литературного языка? И ответ на этот вопрос может быть дан в одном предложении: потому что Пушкин был гениальным национальным поэтом. Если же смысл этой фразы расчленить и конкретизировать, то можно выделить пять основных положений:

1. Во-первых, А. С. Пушкин был выразителем наиболее передового, революционного мировоззрения современной ему эпохи. Он по праву признавался “властителем дум” первого поколения русских революционеров--дворян-декабристов.

2. Во-вторых, Пушкин был одним из самых культурных и разносторонне образованных русских людей начала XIX в. Получив воспитание в самом прогрессивном учебном заведении того времени, Царскосельском лицее, он затем поставил перед собой цель “в просвещении стать с веком наравне” и добивался осуществления этой цели в течение всей своей жизни.

3. В-третьих, Пушкин создавал непревзойденные образцы поэзии во всех родах и видах словесного искусства, и все жанры литературы он смело обогатил, вводя в них разговорный язык народа. В этом отношении Пушкин превосходит как Крылова, совершившего аналогичный подвиг лишь в жанре басни, так и Грибоедова, закрепившего разговорную речь в жанре комедии. 4. 4. В-четвертых, Пушкин охватил своим гением все сферы жизни русского народа, все его общественные слои -- от крестьянства до высшего света, от деревенской избы до царского дворца. В его произведениях отражены все исторические эпохи -- от древней Ассирии и Египта до современных ему Соединенных Штатов Америки, от Гостомысла до дней его собственной жизни. Самые различные страны и народы предстают перед нами в его поэтическом творчестве. Причем Пушкин владел необыкновенной силой поэтического перевоплощения и мог писать об Испании (“Каменный гость”), как испанец, об Англии XVII в. (“Из Буньяна”), как английский поэт времени Мильтона.

5. В-пятых, Пушкин стал основоположником реалистического художественного направления, которое в его творчестве получает преобладание примерно с середины 20-х годов. И по мере того как Пушкин закрепляет реалистический метод отражения действительности в своих произведениях, усиливается и народно-разговорная стихия в его языке. Таким образом, все эти пять положений обнимаются формулой: “Пушкин -- гениальный поэт русской нации”, что и позволило ему завершить процесс закрепления русского национального языка в литературе. Николай Скатов ""Русский гений"". Москва ""Современник"" 1987 г.

Пушкин, разумеется, не сразу стал тем, чем он был. Он учился у своих предшественников и претворил в собственном языковом мастерстве все достижения искусства слова, которые были добыты поэтами и писателями XVII и XVIII вв.

ВВЕДЕНИЕ

А.С. Пушкин является родоначальником, создателем, основоположником современного русского литературного языка. И.С. Тургенев в своей знаменитой речи о Пушкине, произнесенной в день открытия памятника великому поэту в Москве в 1880 году, произнес, что «он создал наш поэтический, наш литературный язык и что нам и нашим потомкам остается только идти по пути, проложенному его гением» (8, 302).

В.А. Гофман в статье «Язык Пушкина» писал: «Пушкин является не только создателем нашего современного литературного языка, но и творцом наших общих стилистических принципов» (4, 65).

Подобные утверждения, конечно, нельзя понимать буквально: Пушкин, бесспорно, не был единоличным создателем русского национального языка, так как язык формируется и создается народом. Но именно А.С. Пушкин дал наиболее совершенные образцы литературного языка первой половины XIX века, в его произведениях впервые наиболее полно отразились нормы русского языка, которые характерны и для пушкинского времени, и остаются живыми, действующими для нашего времени.

Н.В. Гоголь в статье «Несколько слов о Пушкине» писал: «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте… В нем, как будто в лексиконе, заключилось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее всех раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное, и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет» (3, 50).

Итак, Пушкин завершил длительную эволюцию литературного языка, используя все достижения русских писателей XVIII – начала XIX века в области русского литературного языка и стилистики, совершенствуя все то, что сделали до него Ломоносов, Карамзин, Крылов, Грибоедов.

^ 1. Язык и стиль ранних произведений А.С. Пушкина

В творчестве Пушкина следует различать два периода. Первый период – лицейские годы и первая половина 20-х гг. – характеризуется тесной связью с традиционной поэтической манерой письма, поисками новых форм выражения. Второй период, начинающийся с середины 20-х гг., ознаменован расцветом реалистического метода, полным раскрытием всех особенностей языка и стиля Пушкина-реалиста, новатора, реформатора русского литературного языка.

Многие исследователи творчества Пушкина полагают, что в ранних произведениях Пушкина смешиваются старые и новые принципы отбора языковых элементов, при этом традиционные стилистические приемы речи еще очень сильны. Приведем строки из стихотворения «Городок» (1815 г.):

^ Как смелый житель неба,

Он к солнцу воспарит,

Превыше смертных станет,

И слава громко грянет:

«Бессмертен ввек пиит!»

Но отметим, что наряду с текстами, созданным в рамках поэзии XVIII века, в раннем творчестве поэта встречаются и бесхитростные реалистические бытовые описания. Например:

^ Здесь добрый твой поэт

Живет благополучно;

Не ходит в модный свет;

На улице карет

Не слышит стук докучный…

Наряду с традиционными поэтическими словосочетаниями типа ^ Психеи златокрылой; наперсник уз; в волнах туманной Леты; певца сопутник милый и т.д. У раннего Пушкина мы находим оригинальные словосочетания: мудрец простосердечный; Ванюша Лафонтен; у добренькой старушки душистый пью чаек и т.д.

В ранних произведениях Пушкина славянизмы, слова, пришедшие в русскую литературу из античной мифологии, слова и выражения живой разговорной речи, иноязычная лексика употребляются свободно, без особых стилистических задач. Особенно мы можем это проследить в стихотворении «К другу стихотворцу», в котором следует выделить следующую лексику: стезя, лавры, Пегас, Парнас, Аполлон, червонцы, крапива, хоронишь, мужики, простяки и т.п.

В ранний период творчества вслед за Н.М. Карамзиным и И.А. Крыловым А.С. Пушкин использует слова и формы народной речи в произведениях, стилизованных под фольклор. Первым произведением, где средства народной речи используются свободно и смело в речи персонажей и в речи автора, были поэма «Руслан и Людмила». Речь героев «Руслана и Людмилы» вызвала возмущение многих критиков пушкинского времени. Так, А.Ф. Воейков писал: «Так ли говорили русские богатыри? И похож ли Руслан, говорящий о траве забвенья и вечной темноте времен, на Руслана, который через минуту после восклицает с важностью сердитой: «Молчи, пустая голова!» или «Я еду, еду, не свищу, / А как наеду, не спущу!» (5, 294)

Защитников «пристойной» карамзинской манеры письма возмущало употребление слов живой народной речи не только в монологах и диалогах пушкинских героев, но и в авторском тексте. Причем автор в произведении часто ставит рядом «высокую» и «низку» лексику. К примеру, «И между тем я обмирал, / От ужаса зажмуря очи».

В начале 20-х гг. Пушкин отдает дань романтизму, но и в его романтических произведениях заметно слияние традиционно-поэтического языка с элементами живой разговорной речи («Кавказский пленник», «Братья разбойники», «Цыганы»).

В интимных лирических произведениях 20-х гг. Пушкин употребляет средства литературного языка. Выход за пределы литературного языка здесь невозможен. В стихах преобладает нейтральная лексика, расцвеченная поэтизмами, число которых может уменьшаться или увеличиваться, но книжная лексика отныне никогда не бывает у Пушкина стилеобразующей в стихотворениях этого жанра, что дает возможность противопоставлять язык и стиль его ранних и зрелых любовных стихов. Например, в стихотворениях «Редеет облаков летучая гряда…», «Ненастный день потух…» поэтической лексики, поэтических словосочетаний много: осеребрил, увядшие равнины, в небесной вышине, светило, влачить, дева юная роскошной пеленой, к брегам, уста, перси и т.п., однако лексики, пришедшей в русский язык из античной мифологии, устарелых славянизмов здесь нет (5, 295).

Но в произведениях другой тематики, других жанров Пушкин выходит за пределы литературного языка, смело вовлекая в поэзию и прозу слова и выражения живой народной речи.

^ 2. Народная речь в произведениях А.С. Пушкина

Ко второй половине 20-х гг. относится большинство высказываний А.С. Пушкина о правах народной речи в литературных произведениях.

Пушкин внимательно изучает живую речь народа, язык и стиль произведений устного народного творчества. «Изучение старинных песен, сказок и т.п. необходимо для совершенного знания свойств русского языка. Критики наши напрасно их презирают», - читаем мы в одной из заметок Пушкина (5, 296).

Обострившийся интерес поэта к выразительным средствам народной речи находится в тесной связи с ростом приемов реалистического метода в творчестве Пушкина.

С середины 20-х гг. живая народная речь с ее реалистической ясностью и экспрессивностью становится основой многих литературных произведений Пушкина. Пушкин отбирает из народной речи наиболее яркие, жизнеспособные элементы, используя эти элементы в произведениях различной тематики, в различных контекстах, с различными целями, предварительно обрабатывая средства народного языка.

Что же отбирает из народной речи Пушкин и в каких произведениях использует элементы живой речи?

Диалектизмы, профессионализмы, специальная лексика и фразеология почти совершенно не употребляются в поэзии Пушкина, даже в произведениях стилизованных под фольклор, и в сценах из городского быта. По словам В.В. Виноградова, «Пушкин вводил в литературу лишь то, что было общепонятно и могло получить общенациональное признание» (1, 257).

1. Поэт широко использует бытовую лексику народной речи для описания типичных особенностей русской жизни в деревне и городе: щи, печка, веник, лохань, горшки, ухват, блины, дровни, хлев, тулуп, салазки и т.п.

2. В произведениях, стилизованных под фольклор, Пушкин использует слова, формы и художественно-изобразительные средства устно-народного творчества. Здесь можно найти:

Лексику с эмоционально-экспрессивными суффиксами: ^ И кусточки под ним так и гнутся; Два дубочка вырастали рядом; И оттуда привез себе женку и др.

Употребление постпозитивных частиц: Поживи-ка на моем подверье; И Балду-то без расплаты отправить и т.д.

Инфинитив с суффиксом –ти: валятися, боротися, кувыркатися и т.д.

Повторение предлогов: Как по Волке-реке, по широкой; А глядит на матушку, на Волгу; Погулять по морю, по синему и др.

В произведениях, созданных в духе народной словесности, много слов и словосочетаний, типичных для русского фольклора: золовка, невестушка, кум, сват, пьют да гуляют, красна девица, по чистому лугу и т.п.

3. Просторечные и простонародные слова и выражения Пушкин использует для создания речевой характеристики героя определенного социального положения – солдата, крестьянина, ямщика, т.е. «простонародность со всем разнообразием своих выразительных форм прежде всего получает доступ в литературный диалог или сказ, приписанный простолюдину» (2, 442). Например, в речи няни в романе «Евгений Онегин»:

^ А ныне все мне темно, Таня:

Что знала, то забыла. Да,

Пришла худая череда!

Зашибло…

Просторечье глубоко проникает в авторскую речь в том случае, когда лирический герой уступает место рассказчику или нарочито просто, выходя за пределы литературного языка, беседует, шутит, разговаривает с читателями, с адресатами своих посланий (5, 302).

^ Я сам служивый: мне домой:

Пора убраться на покой.

Экспрессивно-сниженную, бранную, грубую, фамильярную лексику Пушкин обычно употребляет в эпиграммах, в полемических строчках, в высказываниях о своих противниках. Так, в эпиграмме «На Каченовского»:

^ Клеветник без дарованья,

Палок ищет он чутьем,

А дневного пропитанья

Ежемесячным враньем.

Итак, в произведениях Пушкина большое место занимают просторечные средства выражения, используемые в текстах различного содержания с различными стилистическими целями. Многим просторечным словам Пушкин дал право гражданства, целый ряд просторечных и простонародных слов были введены им в литературный язык и до сих пор входят в словарный состав русского литературного языка, составляя часть нейтральной или литературно-разговорной лексики (5, 303).

^ 3. Славянизмы в поэзии А.С. Пушкина

В произведениях Пушкина на протяжении всей его творческой жизни встречаются и славянизмы, которые помогают поэту создавать исторический, а также библейский, античный или восточный колорит.

Начиная с лицейских стихов до произведений 30-х гг. славянизмы служат поэту для создания приподнятого, торжественного, патетического слога:

^ Когда для смертного умолкнет шумный день,

И на немые стогны града…

Помогают славянизмы и при воссоздании стиля античной поэзии:

Юношу горько рыдая, ревнивая дева бранила,

К ней на плечо прекленен, юноша вдруг задремал…

С 20-х гг. Пушкин широко употребляет библейские образы, библейские синтаксические конструкции, слова и словосочетания библейской мифологии. Так, стихотворение «В крови горит огонь желанья…» написано под влиянием библейской «Песни песней»:

^ В крови горит огонь желанья,

Душа тобой уязвлена,

Лобзай меня: твои лобзанья

Мне слаще мирра и вина.

Славянизмы используются Пушкиным и для создания восточного слога (их много в таких произведениях как «Анчар», «Подражание Корану» и др.).

В речи монахов, священников славянизмы служат для создания профессиональной характеристика героя: ^ Чем-то мне вас попотчевать, старцы честные?

Славянизмы и русская архаическая лексика служат Пушкину для создания исторического колорита. Например, в монологе Бориса Годунова:

^ Ты, отче патриарх, вы все, бояре,

Обнажена моя душа пред вами…

Таким образом, славянизмы на протяжении всей творческой деятельности Пушкина являются неотъемлемой частью лирики поэта.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В творчестве А.С. Пушкина процесс демократизации русского литературного языка нашел наиболее полное отражение, так как в его произведениях произошло гармоническое слияние всех жизнеспособных элементов русского литературного языка с элементами живой народной речи. Слова, формы слов, устойчивые словосочетания, отобранные писателем из народной речи, нашли свое место во всех его произведениях, во всех их видах и жанрах, и в этом основное отличие Пушкина от его предшественников.

А.С. Пушкин выработал определенную точку зрения на соотношение элементов литературного языка и элементов живой народной речи в текстах художественной литературы. Он стремился к устранению разрыва между литературным языком и живой речью, который был характерен для литературы предшествующей поры, к устранению из текстов художественной литературы архаических элементов, вышедших из употребления в живой речи (5, 289).

Деятельностью Пушкина окончательно был решен вопрос об отношениях народно-разговорного языка и литературного языка. Уже не осталось каких-либо существенных перегородок между ними, были окончательно разрушены иллюзии о возможности строить литературный язык по каким-то особым законам, чуждым живой разговорной речи народа. Представление о двух типах языка, книжно-литературного и разговорного, в известной степени изолированных друг от друга, окончательно сменяется признание их тесного взаимоотношения, их неизбежного взаимовлияния. Вместо представления о двух типах языка окончательно укрепляется представление о двух формах проявления единого русского общенародного языка – литературной и разговорной, каждая из которых имеет свои частные особенности, но не коренные различия (7, 333).

^ СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII – XIX вв. – М., 1938.

Виноградов В.В. Язык Пушкина. – М., 1935.

Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений. Т. 8. – М.–Л.., 1947 – 1952.

Гофман В.Я. Язык Пушкина. // Стиль и язык Пушкина. – М., 1937.

Ковалевская Е.Г. История русского литературного языка. – М., 1978.

Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 10-ти томах. Т. I, II, III. – М.-Л., 1949.

Сорокин Ю.С. Значение Пушкина в развитии русского литературного языка. // История русской литературы. Т. VI. – мМ – Л., 1953.

Тургенев И.С. Собрание сочинений в 10 т. Т. 10. – М., 1962.