В средние века и в Новое время в Западной Европе проходили регулярные судебные процессы над животными. Это может показаться верхом идиотизма (чем они, собственно и являлись), но объяснить причины можно, если принять во внимание суеверную ментальность средневекового мира.
С легкой руки католической церкви с конца XIII в. в обществе утвердился подлинный культ дьявола. Сатана мерещился повсюду - в поступках людей, поведении животных, предметах быта, даже в природных явлениях. Кроме того, всеобще был распространен принцип «Око за око, зуб за зуб»…
Множество судебных дел против животных описываются в классическом труде «Золотая ветвь» Джеймса Джорджа Фрэзера - выдающегося британского религиоведа, этнографа и антрополога.
«В Европе вплоть до сравнительно недавнего времени низшие животные в полной мере несли наравне с людьми ответственность перед законом. Домашних животных судили в уголовных судах и карали смертью в случае доказанности преступления; дикие животные подлежали юрисдикции церковных судов, и наказания, которым они подвергались, были изгнание и смерть посредством заклинания или отлучения. Наказания эти были далеко не шуточные, если правда, что св. Патрик прогнал в море заклинаниями всех пресмыкающихся Ирландии или обратил их в камни и что св. Бернар, отлучив жужжавших вокруг него мух, уложил их всех мертвыми на полу церкви.
Право привлечения к суду домашних животных опиралось, как на каменную скалу, на еврейский закон из Книги завета (»Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу ее от всякого зверя" (Бытие, глава 9, стих 5)). В каждом деле назначался адвокат для защиты животных, и весь процесс - судебное следствие, приговор и исполнение - проводился при строжайшем соблюдении всех форм судопроизводства и требований закона.
Благодаря исследованиям французских любителей древностей были опубликованы протоколы 92 процессов, прошедших через суды Франции между XII и XVIII вв. Последней жертвой во Франции этой, можно сказать, ветхозаветной юстиции была корова, которой был вынесен смертный приговор в 1740 г. нашего летосчисления".
Казнь свиньи в средние века.
Если инквизиция предпочитала старый добрый костер, то светские суды казни выбирали самые разные - в соответствии с тяжестью преступления. Так, осёл, нагло сожравший на чужом огороде листья салата, был приговорен к лишению уха.Собаку, укусившую чиновника, австрийский суд приговорил к «одному году и одному дню тюрьмы». Двух свиней-убийц заживо закопали в землю.
В большинстве же случаев ограничивались публичным повешением. Бывало, что зверей даже обряжали в одежды, чтобы все выглядело, «как у людей».
В течение всего процесса четвероногие пребывали в одиночном заключении. Соблюдались все положенные церемонии - до мельчайших мелочей. В архивах французского города Мелен сохранился отчет по расходам на казнь свиньи:
«Кормление свиньи в тюрьме: 6 парижских грошей. Далее - палачу… для приведения приговора в исполнение: 54 парижских гроша. Далее - плата за телегу, на которой свинья была доставлена к эшафоту: 6 парижских грошей. Далее - плата за веревку, на которой была повешена свинья: 2 парижских гроша и 8 денариев. Далее - за перчатки: 2 парижских денария».
Суд над свиньей.
Но уголовные суды - лишь малая доля процессов. Не оставалась в стороне и церковь, проводя над животными суды массовые. На этих судах обвиняемыми выступали мухи, гусеницы, саранча, кошки, рыбы, пиявки и даже майские жуки.
Над последними садовыми вредителями, именуемыми еще хрущами, в 1479 г. в Лозанне (Швейцария) состоялся громкий судебный процесс, длившийся два года. Решением суда шестиногим преступникам предписывалось незамедлительно покинуть страну.
В Лозанне такие суды проходили с завидной регулярностью. Кроме майских жуков там судили, например, гусениц. Когда последние опустошили этот округ, их по приказу епископа трижды «вызывали на суд» колокольным звоном. При этом миряне опустились на колени и, трижды произнеся слова молитв «Отче наш» и «Богородица Дева, радуйся», обратились к божественной помощи. И хотя гусеницы на суд все равно не явились, их интересы защищал специально назначенный адвокат.
«Дело», разумеется, выиграла община. Согласно приговору гусеницы, ставшие прибежищем дьявола, были торжественно прокляты во имя Отца, Сына и Святого Духа, и им было приказано удалиться со всех полей и исчезнуть. Не тут-то было. Ответчики, согласно свидетельству хроник, «нашли, что им удобнее продолжать жить на почве Лозанны, и оставили проклятия без внимания».
Несмотря на игнорирование гусеницами церковных приговоров, идея вызывать их на суд приглянулась. Так, в 1516 г. обитатели города Вильноз также предъявили иск к гусеницам. Приговор обязал гусениц покинуть в течение шести дней виноградники и земли Вильноза, угрожая им в случае ослушания церковным проклятием.
В 1519 г. в Глурнсе начался процесс против полевых мышей. Мыши дело проиграли. Суд постановил, что «называемые полевыми мышами вредные животные обязаны в течение 14 суток покинуть пахотные земли и луга и переселиться в другое место».
А в той же Лозанне, покончив с гусеницами, в 1541 г. возбудили дело против пиявок, которые стали размножаться с невиданной быстротой, и стоило ступить ногой в лужу, как в ногу тут же впивались десятки кровососов.
Схема процессов обычно была одинакова: после само собой разумеющейся троекратной неявки в суд ответчиков - мышей, хрущей или гусениц - суду приходилось выносить заочное решение. В нем виновным, под страхом ужасающих заклинаний с церковной кафедры, предписывалось в положенный срок покинуть определенную местность. Впрочем, иногда тех же гусениц приносили в суд в большом количестве. Как делегатов от «дьявольского гусеничного сообщества».
Процессы с массовыми ответчиками обычно шли долго. Если же обвинялись единичные твари, то возмездие за колдовские дела настигало их быстро.
Но больше всех не повезло кошкам. Кошки, на свою беду, подходили на роль дьявольских созданий лучше, чем кто-либо еще: прогулки по ночам в одиночестве, душераздирающие крики, святящиеся во тьме глаза. В общем, нечестивое поведение. Тут любому дураку понятно, что без дьявола не обошлось.
Повешение кошки в Средние века.
Помимо инквизиционных трибуналов и светских судов, над кошками устраивали и массовые внесудебные расправы. В феврале в городе Ипр проходило ежегодное празднество, называемое «кошачьим месяцем», когда с центральной колокольни города выбрасывали живых кошек. На случай, если бестия оставалась жива, внизу дежурила свора собак.
Kattenfestival в бельгийском Ипре. В наши дни с колокольни сбрасывают искусственных кошек.
Празднества, аналогичные ипрскому, существовали во многих регионах Западной Европы: Фландрии, Шлезвиг-Гольштейне, Верхней Силезии и др.
Особую известность приобрел день праздника святого Иоанна. 24 июня на многих городских площадях Франции сооружались виселицы для кошек, во многих городах полыхали костры.
В Париже на Гревскую площадь ставили высокий столб. Наверху подвешивали мешок или бочку с двумя дюжинами кошек. Вокруг столба раскладывались большие поленья, ветки и охапки сена. Все поджигалось, и на глазах у сотен веселящихся бездельников бедные животные поджаривались, издавая ужасные крики.
В Арденнах (Франция) кошек сжигали на кострах в первое воскресенье поста.
Инквизиция и простые «сознательные граждане» истязали и убивали ни в чем не повинное «сатанинское отродье» в таких количествах, что кошкам грозило почти полное уничтожение. К XIV в. кошек осталось так мало, что они уже не могли справляться с крысами, переносившими бубонную чуму. Начались эпидемии, в которых, естественно, обвинили не инквизицию, а евреев (считалось, что причина чумы в том, что евреи отравляют колодцы). «Отвечать» за эпидемии была их «специализация», «заботливо» отведенная им католической церковью и светскими властями.
Казнь кошек в Новое время.
В волне погромов, прокатившейся по Европе, разъяренной толпой были уничтожены около 200 еврейских общин. Это не помогло. Тогда переключились на ведьм и стали сжигать их с неимоверным рвением, для чего папа-дегенерат Иннокентий VIII 5 декабря 1484 г. издает изуверскую буллу «Summis Desiderantes». Теперь на кострах инквизиции ведьмы и еретики будут гореть до XVIII в. Вместе с кошками. Крысы расплодились еще больше. Результат известен - до половины населения Европы погибло от чумы.
Второй, не умершей от чумы половине населения, на тот момент становится уже не до кошек. Кошки начинают размножаться, уменьшается количество крыс и мышей, затихает чума и … с новой силой и с прежним рвением возобновляется уничтожение «дьявольских отродий». Мыши и крысы с радостью наблюдают из своих нор, как обвиняемые в сотрудничестве с ведьмами и дьяволом кошки снова исчезают одна за другой и гибнут от рук инквизиции и рядовых благонравных христиан. Хорошее настроение способствует хорошему аппетиту - в начале XVI в. крысы и мыши почти полностью съедают урожай в Бургундии. Наступает голод. И так дальше, по заколдованному кругу.
Церковь, как обычно, борется с бедой старым, проверенным методом - вызывает крыс на суд. Эпический процесс в суде Отенского церковного округа, где крыс призвали к ответу, должен был раз и навсегда решить проблему с мерзкими тварями. Процесс был громкий, довольно-таки длительный, зал суда потрясали доказательствами ужасающих злодеяний крыс. Но суд урожая не прибавил и медленно угас сам собой, принеся очередные лавры лишь адвокату.
А выжившая часть населения, уставшая безрезультатно сжигать ведьм и кошек, судиться с крысами и громить евреев, придумывает себе нового врага христианства - оборотней. В «просвещенной Европе» начинается следующая священная война: борьба с оборотнями. Но это уже совсем другая история...
С удебные процессы над животными, которые порой затевались в средневековой Западной Европе, интересны еще и тем, что наглядно демонстрируют нам принципиальное отличие западноевропейского правосудия от правосудия отечественного.
Известно, что русский человек весьма скептически относится ко всякого рода судам и не так слепо следует букве закона, как это принято в других странах, где всё тщательным образом расписано и регламентировано. В Европе уважение к букве закона прививалось и воспитывалось столетиями. Нам кажется абсурдом то, что можно было проводить судебные процессы над бессловесными животными, причем обставлять эту процедуру самым тщательным образом в строгом соответствии с нормами тогдашнего уголовного права, с вызовом свидетелей, с допросами, с выступлениями обвинителей и адвокатов...
Процессы против животных известны с XIII в. По всей видимости, они происходили и раньше, но в архивах не сохранилось записей.
Животные рассматривались как существа, сознающие то, что они делают, и обязанные поэтому отвечать, подобно людям, на основании общих законов, за всякое «свершенное ими преступление и за всякий причиненный ими имущественный вред».
Процессы поражают своей абсурдностью и наивностью. Интересно, тем не менее, что тогдашняя юриспруденция признавала право животных существовать на земле. Это право может быть у них отнято только по постановлению законной власти и только в том случае, если они злоупотребляют этим правом и причиняют человеку вред. В случае доказанной их вины, они, подобно людям, могут быть отлучаемы от Церкви. Отлучение животных считалось весьма тяжким наказанием.
В уголовных процессах фигурируют следующие животные: свиньи, козлы, козы, быки, коровы, мулы, лошади, кошки, собаки и петухи.
Животные привлекались к судебному следствию и присуждались к наказаниям за преступления, ими совершенные - за убийство или причинение ран людям. Почему-то свиньи наиболее часто встречаются в таких процессах.
Животному, совершившему преступление, предъявляется формальное обвинение, которое поддерживается представителем государственной власти. В случае необходимости обвиняемое животное подвергается аресту и заключается в общую для всех преступников тюрьму.
Сохранился счет от 1408 г., из которого видно, что на ежедневное содержание свиньи, арестованной по обвинению в убийстве ребенка, отпускалось столько же, сколько и на иных заключенных.
В судебном заседании допрашиваются свидетели и также подвергается допросу само подсудимое животное, которое приводится в суд. Так как оно не отвечает - по крайней мере, понятным для людей языком, - то ответом служат звуки, издаваемые животным при сопровождающей допрос пытке, причем обычно эти звуки толкуются судом.
Следствие ведется с соблюдением всех формальностей. Суд назначает обвиняемому животному защитника, выслушивает его защитительные доводы, дает ему сроки для апелляции и вообще гарантирует обвиняемому все средства защиты.
Процесс обычно кончается присуждением к смертной казни. Сохранилось указание, что суд одного австрийского города XVII в. приговорил собаку к одиночному заключению. Но, как правило, осужденные животные приговаривались к повешению, погребению живьем, убиению камнями, сожжению или обезглавливанию.
Часто животные подвергались отрубанию ног, ушей и других частей тела, указанных в приговоре. Часто суды заменяли смертную казнь дорогих и полезных домашних животных продажей их на убой - с тем, что голова убитого животного выставлялась в каком-либо публичном месте. Такую резолюцию мы находим в актах гентского суда 1578 г. Речь шла об осуждении коровы, причем суд постановил, чтобы половина дохода с продажи преступного животного поступила в пользу потерпевшего, а другая половина - в городскую казну в пользу бедных.
Приведение в исполнение приговора происходило с соблюдением тех же торжественных и сложных формальностей, какие были разработаны для людей. Казнь происходила открыто, в присутствии народа, на городской площади, в некоторых местах - при звоне колоколов. Исполнение приговора поручалось государственному палачу. Сохранились в архивах счета на вознаграждение за исполненную казнь.
Осужденное животное волочили в сопровождении большой толпы к месту казни, часто оно было одето в человеческую одежду. Для повешения специально возводилась виселица.
Известно множество процессов над животными, имевших место в течение XIII-XVII вв.
В 1268 г. в Париже была приговорена к сожжению небольшая свинья - за то, что она съела ребенка.
В 1386 г. другая свинья была приговорена к отрубанию ноги и головы, а затем была повешена. Эти два наказания назначены были ей в возмездие за учиненные ею два преступления: во-первых, она разорвала руку и лицо ребенка, и, во-вторых, съела его. Свинья была казнена в человеческой одежде на городской площади.
В 1313 г. во Франции разъяренный бык, убежавший из стойла, проколол рогами встретившегося ему человека. Карл граф де Валуа издал повеление об аресте быка и о производстве над ним суда. На место происшествия был послан специальный чиновник для выяснения обстоятельств дела. Собранные показания были представлены суду, который присудил быка к повешению. Казнь была совершена на том самом месте, где бык учинил преступление.
10 января 1457 г. суд в Савиньи разбирал дело по обвинению свиньи и шести поросят в убийстве пятилетнего мальчика, Жана Мартена. После обычных формальностей судья признал свинью виновной и присудил ее к повешению за задние ноги. Что же касается поросят, то их участие в преступлении не могло быть установлено с достоверностью, вследствие чего они были оправданы.
В 1499 г. в аббатстве Святого Иосифа было возбуждено уголовное преследование против свиньи. Вот текст состоявшегося приговора: «Имея в виду, что по обстоятельствам дела, вытекающим из процесса, возбужденного прокурором, трехмесячным поросенком причинена смерть ребенку по имени Жиль, имевшему от роду полтора года; принимая во внимание данные следствия, произведенного прокурором; осмотрев и выслушав всё, что касается указанного поросенка и обстоятельств дела, - мы присудили его к казни чрез повешение».
В деле также имеется протокол объявления приговора свинье перед исполнением казни. Вот счет расходов по исполнению казни:
- на содержание свиньи в заключении - 6 су парижских;
- на вознаграждение палача, прибывшего из Парижа, - 54 су парижских;
- за телегу, на которой свинью везли к казни, - 6 су;
- за веревку, которой ее связали, - 2 су.
Всего - 68 су.
В 1474 г. в городе Базеле осужден на сожжение петух, который якобы снес яйцо и тем навлек на себя подозрение, что он вошел в связь с дьяволом. Яйцо тоже было сожжено.
В 1565 г. один мул был осужден к сожжению вместе с его хозяином. Ему сначала отрубили все четыре ноги, а затем бросили его в огонь вместе с владельцем.
В 1650 г. ослица обвинялась в безнравственных поступках. Она была оправдана судом благодаря заступничеству местного священника, который письменно удостоверил нравственность животного.
Были процессы против целых групп животных, относящихся к числу так называемых нечистых: против мышей, крыс, кротов, гусениц, разных насекомых, змей, пиявок и т.п.
Процессы возбуждались также против аистов, воробьев, а на берегу Женевского озера однажды слушалось судебное дело, направленное против угрей. Во всех этих процессах говорилось об ограждении почвы, реки или озера от нашествия вредных тварей.
Главная особенность этих процессов заключалась в том, что животные выступали как настоящие ответчики. Обвинителем или истцом является собственник земли или воды, которой наносится ущерб. Дело рассматривалось по существу; предлагался к разрешению вопрос об удалении ответчиков-животных из страны, причем стороны приводят возражения и доводы за и против изгнания. Когда ответчики отказываются повиноваться решению суда и не удаляются из страны, тогда возникает спор о применении к ним церковного проклятия или отлучения.
Процесс начинается подачей иска обвиняющей стороны. Суд назначает ответчику-животному адвоката, который должен отвечать от имени животных на предъявленное обвинение. Животным повелевается, чтобы они в течение разбирательства дела удержались от дальнейшего размножения.
Эти тяжбы тянулись очень долго, иногда целые годы. Процессы обычно кончались постановлением об изгнании ответчиков из страны. Приговор приводился в исполнение не сразу. Обыкновенно животным-ответчикам давался определенный срок, во время которого они могли собраться в дорогу. Животным часто отводился принадлежащий общине участок - с тем условием, чтобы они щадили остальную часть принадлежащей общине земли. Всё это закреплялось в виде договора.
Множество условий и договорных пунктов, которые регулировали подробности этих уступок, показывает, насколько серьезно люди относились тогда к договорам с животными.
Сохранились подлинные акты процессов против шпанских мух, гусениц, полевых мышей, кротов и др. Сохранился также текст прений сторон.
Есть описание случая, когда в окрестностях одной французской деревни случилось вторжение белых червей, которые стали опустошать местность. Жители подали на них жалобу в суд. Белые черви, конечно, не прислали на эту жалобу никакого возражения. Тогда суд, выждав определенный срок, дал ход делу и назначил ответчикам адвоката. По рассмотрении обстоятельств дела суд признал, что «указанные черви - создания Бога, они имеют право жить, и было бы несправедливо лишать их возможности существования, а потому суд определяет назначить им местожительством лесистую и дикую местность, дабы они отныне могли жить, не причиняя вреда обрабатываемым полям».
Рассказывается и о другом подобном деле, возбужденном жителями этой же местности, - против шпанских мух. Судья прежде всего ввиду того, что обвиняемые мушки - маленькие и, следовательно, по его мнению, малолетние, назначил им опекуна и защитника, который так хорошо защищал своих клиентов, что ему удалось добиться не слишком сурового приговора. Мушек изгнали из страны, но им все-таки была отведена территория, где они могли бы поселиться и существовать.
«И теперь еще, - добавляет писатель XV в., - жители каждый год возобновляют контракт с указанными мушками, по которому предоставляют этим насекомым известное пространство, а эти последние обязуются не выходить за условленные пределы, и обе стороны свято соблюдают это миролюбивое соглашение».
В 1522–1530 гг. в епископстве Отенском страшно размножились мыши и до того опустошили поля, что жители стали опасаться голода. Они обратились в суд, чтобы он совершил высылку мышей. Подана была формальная жалоба против зверушек. Они были приглашены в суд.
Мыши не явились, и неявка была расценена как неуважение; обвинитель потребовал приступить к окончательному решению дела. Суд назначил ответчикам-мышам официального защитника.
Защитник прежде всего заявил, что его клиенты не были как следует оповещены о явке в суд, ибо многие из них находились в поле, и что вообще одного оповещения недостаточно, чтобы поставить в известность всех его клиентов, которые многочисленны и рассеяны по большому числу деревень. Этими доводами он добился второго оповещения, которое было сделано через объявление его вслух с кафедры каждого прихода.
Конечно, это оповещение было не более успешно, чем первое. Чтобы представить уважительные причины неявки своих клиентов, защитник указал на продолжительность и трудность пути, на опасности, которые сопряжены для мышей во время их путешествия со стороны их смертельных врагов - кошек, которые, узнав о вызове их в суд, стерегут их на всех путях...
В 1690 г. гусеницы опустошали окрестности Пондюшато в Оверни. Жители обратились к епископу с просьбой назначить этим тварям представителя и «присудить эти существа к изгнанию из этих мест, в которые они забрались с такою неслыханною дерзостью». Епископ, однако, не счел возможным удовлетворить немедленно просьбу жителей и ограничился назначением общественных молитв.
Ожесточенный народ решил тогда обратиться к судье. Тот назначил гусеницам представителя - и дело началось. Суд решил: «Выслушав стороны и признавая справедливую жалобу жителей, предлагаем гусенице удалиться в течение шести дней, в случае же неисполнения сего объявляем ее проклятою и отлученною от Церкви».
Гусеницы были присуждены к изгнанию, причем им назначили для местожительства определенное место. Это назначение местожительства повторяется во многих решениях, причем осужденные, как видно из актов, или повинуются судебному решению и удаляются в назначенное им место, или же, отлученные от Церкви за неповиновение, неизвестно куда исчезают.
Иногда они уступали без суда. Так, в XVI в. появилось на береговой полосе одной местности множество крыс. Был назначен над ними суд. Но прежде, чем суд дошел до приговора, епископ, в сопровождении всего духовенства, поднялся на самую вершину соседней горы и оттуда предъявил крысам требование, чтобы они удалились из этой местности. И что же? «Крысы послушно вылезли из своих нор и, пустившись вплавь, переплыли часть моря, отделявшую берег от маленького пустынного острова, где они и водворились на жительство».
Время от времени виноградники Сен-Жульена подвергались опустошению, учиняемому зелеными жучками. В 1515 г. жители Сен-Жульена обратились в суд с просьбой о защите их от этих насекомых.
В прошении яркими красками рисуется тяжелое положение владельцев опустошенных виноградников. Защитник насекомых объявил, что он не желает от имени своих клиентов принять тот участок, который предложили сен-жульенские жители, так как этот участок земли совершенно бесплоден и не производит абсолютно ничего. Представитель жителей возразил, что участок, о котором идет речь, «изобилует кустарниками и деревцами, весьма пригодными для питания обвиняемых насекомых».
Часть листа, на котором изложен приговор суда, к сожалению, не сохранилась. До нас дошел лишь отрывок судебного решения. Но из этого отрывка видно, что судья перед произнесением приговора назначил экспертов для исследования состояния упомянутого участка. Это исследование было, без сомнения, произведено, ибо на краю листа, содержащего изложение приговора, мы читаем: «Посещение экспертов стоило три флорина».
К сожалению, остается неизвестным, продолжался ли после этого процесс и произнес ли судья окончательный приговор.
Насколько часты были тяжбы с животными, видно из того, что некоторые юристы считали нужным составлять руководства по такого рода процессам, с подробным изложением процессуальных правил и указаний судебной практики.
В 1568 г. была издана книга Гаспара Балли. Гаспар Балли был адвокатом в Шамбери и прославился как опытный юрист по процессам против животных. Приводим оттуда образцы речей, составленные Балли и предназначавшиеся как истцам - представителям жителей опустошаемых местностей, так и ответчикам, представителям обвиняемых животных. Эти речи представляют любопытный образец старофранцузского адвокатского красноречия.
Речь представителя жителей
Господа! Эти бедные жители, стоящие перед вами со слезами на глазах, прибегают к вашему правосудию, подобно тому, как в древности жители островов Майорки и Минорки, пославшие к Августу Цезарю просить солдат, которые защитили бы их от массы кроликов, опустошавших их поля. Вы имеете лучшее оружие, чем солдаты этого императора, и вы более в состоянии предохранить этих бедных людей от голода и нужды, которою им угрожают опустошения, производимые этими животными, не щадящими ни зерна, ни виноградников.
Им угрожает несчастие, подобное тому опустошению, которое было произведено кабаном, испортившим поля, виноградники и леса королевства Калидонского, о котором упоминается в Илиаде Гомера, или опустошению, произведенному лисицей, посланной Фемидой в Фивы и не щадившей ни плодов полевых, ни домашних животных, ни даже самих крестьян.
Вам знакомо всё зло, которое приносит в страну голод, ваша доброта и справедливость не допустят, чтобы жители были вынуждены предаться незаконным и жестоким поступкам. Свидетельницами этих бедствий могут служить матери, о которых речь идет в четвертой книге Королей и которые съедали детей одна у другой. Голодная смерть есть самый ужасный род смерти, ибо ей предшествуют мучения и слабости сердца, являющиеся новыми источниками страданий.
Я уверен, что вы почувствуете сострадание к этому народу, если вам представят то состояние, в какое приводит голод: «Волосы всклокочены, глаза ввалились, лицо бледное, губы высохли от жажды, горло покрыто шероховатыми наростами и язвами, кожа сухая, так что через нее можно видеть внутренности; кости, лишенные соков, выступают из-под кривых бедер; на месте желудка - пустое пространство» (Овидий, «Метаморфозы»).
Различные справки и осмотры, сделанные по вашему распоряжению, дали вам ясное понятие о вреде, причиненном животными. Так как после этого все необходимые формальности уже были совершены, то теперь остается вам лишь составить решение. Обитатели просят повелеть животным оставить занятые места и поселиться в указанном им участке, они просят также произвести религиозные акты, указанные нашей матерью, святой Церковью. Так как эти просьбы разумны и целесообразны, то вы произнесете, конечно, соответственное решение.
Речь представителя животных
Господа! Так как вы выбрали меня защитником этих бедных животных, то вы позволите мне защитить их права и доказать, что все формальности, направленные против них, недействительны. Их обвиняют - как будто они совершили какое-либо преступление. После наведения справок о вреде, будто бы причиненном ими, их приглашают предстать перед судом.
Но так как всем известно, что они немы, то судья дал им адвоката для представления суду тех доводов, которых они не в состоянии представить. Итак, господа, так как вы дали мне позволение говорить в пользу бедных животных, то я могу сказать в их защиту следующее.
Во-первых, призывать к суду можно только того, кто способен рассуждать, кто в состоянии свободно действовать и кто в состоянии понимать смысл преступления. Но так как животные лишены света разума, которым одарен один лишь человек, то, следовательно, и процесс, затеянный против них, недействителен.
Во-вторых, никого нельзя приглашать к суду без всякой причины, и тот, по вине которого производится такой вызов, обязан платить штраф. Но животные не дали никакого повода к такому вызову их в суд, ибо, как выше сказано, чтобы совершить преступление, нужно обладать разумом, которого животные лишены.
Я спрашиваю, что можно сделать с животными, если их пригласят к суду и они не придут? Ибо они немы, они не могут выбрать себе прокурора, который защитил бы их интересы, они не могут приводить никаких объяснений в свою защиту. Поэтому это приглашение к суду не может иметь никакой силы, и так как оно составляет основание всех остальных юридических актов, зависящих от него и падающих вместе с ним, то и весь суд над ними недействителен.
Мне возразят, может быть, что если животные не могут выбрать прокурора для защиты своих прав и не могут излагать своих доводов, то всё это может быть сделано от их имени самим судьею. На это я отвечу, что это правильно в том случае, когда это делается сообразно правовым постановлениям, но не в данном случае, где ни обвиняемые, ни судьи не могут совершить этих действий, как это видно из глоссаторского комментария к постановлению закона...
Но удивительнее всего то, что над этими бедными тварями хотят произносить анафему, на эти бедные существа хотят обрушить самый суровый меч, имеющийся в руках Церкви для наказания преступников. Но эти животные не могут совершать ни преступлений, ни грехов, ибо для того, чтобы грешить, нужно обладать разумом, который отделял бы добро от зла и указывал бы своему владельцу, чему нужно следовать и чего нужно избегать.
Животные не могут быть изгнаны из лона Церкви, никогда не бывши там. Это может быть направлено против людей, владеющих душою, а не против неразумных животных. Так как душа этих животных не бессмертна, то их не может поразить анафема.
Эти животные совершают действия, вполне дозволенные даже божественным правом. Ибо об этом сказано в книге Бытия. Если плоды земли сделаны для животных и людей, то и животные могут употреблять эти плоды в пищу. Животные, следуя законам Бога и природы, не могли совершить никакого преступления и не могут, стало быть, подвергнуться ни проклятию, ни какому-либо другому наказанию.
Если все эти доводы вам не кажутся убедительными, то следующее соображение вам ясно покажет невозможность отлучения животных от Церкви. Произнося такой вердикт, суд действует наперекор Божьей воле, ибо Бог послал животных для наказания людей за грехи.
Из этого видно, что процесс должен быть прекращен.
Чем же объясняется это удивительное явление Средневековья - процессы против животных?
Мы находим у исследователей различные толкования. Некоторые выводят правовое отношение к животным из первобытного права, перешедшего в Европу от древних народов. Прежде всего указывают на Моисеево право. По законодательству Моисея повелевается забросать камнями быка, забодавшего человека, и запрещается есть мясо этого быка. Этот закон находил оправдание в том, что Бог обещал Ною и его потомкам, что Он отомстит за них не только людям, но и животным. Отсюда уравнение животных с людьми перед земным правосудием.
У восточных народов в свое время тоже сохранялись наказания животных. Один историк рассказывает, что он был очевидцем публичного распинания льва в Финикийских колониях.
У древних персов наказания животных тоже были обычным явлением. Заратустра спрашивает Агурамазду, как следует поступить с бешеной собакой, кусающей людей и скот. Этот вопрос имел для Заратустры особенно большую важность потому, что собаки принадлежат у персов к числу святых животных, которых нельзя истреблять.
По ответу, данному Агурамаздой, «владелец собаки, не следивший за нею надлежащим образом, должен быть наказан за убийство, совершенное с намерением. Собаке же должно в первый раз отрезать правое, во второй раз левое ухо, при следующих же укушениях нужно ей отрезать каждый раз по одной ноге».
Другие исследователи связывают процессы против животных и отлучение животных от Церкви со средневековой демонологией и верой в оборотней. Существовало убеждение, что дьявол охотно и чаще всего принимает вид животного - сам принимает вид какого-либо животного, чтобы вредить, и также обращает в животных людей, в которых он поселился или которые вступили с ним в связь.
Полагали, что это излюбленный способ дьявола вредить. Эти оборотни и бегали якобы по деревням, пожирая детей и домашний скот.
Кроме всего прочего процессы против животных должны были служить предупреждающим и устрашающим актом для людей. Наказания животных должны были побуждать владельцев к большей бдительности в присмотре за животными и удерживать их самих от преступных действий. Так, при осуждении свиньи в 1572 г. приговор мотивируется желанием «поощрять людей к бдительному присмотру за животными».
Во всяком случае, средневековая юриспруденция очевидно признавала равенство между людьми и животными во всем, что касалось исполнения всех Божеских и человеческих законов.
Очень часто современному обывателю не понять нравов и обычаев Средневековья. Одним из таких экстраординарных событий можно назвать суды над животными. Из-за своей чрезмерной набожности и суеверия люди несколько веков подряд регулярно «призывали» животных к ответу.
Помимо публичных расправ над ведьмами, проклятий со стороны церкви, в Средневековой Европе популярным было еще одно явление: суд над животными и насекомыми. К ответу всерьез призывались кошки, собаки, гусеницы, мухи, пиявки и т. д.
Когда происходили сезонные нашествия саранчи или мышей, то их обычно вызывали в суд. И это были не бутафорские разбирательства, а процессы с участием судей, адвоката, защищающего ответчика. Однажды в Лозанне судили гусениц. Их трижды вызывали в суд колокольным звоном, затем горожане трижды прочли молитву «Отче наш», но, как и следовало ожидать, гусеницы не явились. Разбирательство прошло без их участия, но, тем не менее, гусеницы были названы приспешниками дьявола и прокляты. Им приказано было в 3-дневный срок покинуть земли Лозанны. Несмотря на то, что насекомые никуда «не ушли», подобные судебные процессы повторялись с завидной регулярностью.
Домашние животные также часто «призывались к ответу». Так, например, ослу, который съедал листья салата на огороде, отрезали ухо. Собаку, которая кусала прохожего, сажали на один день в тюрьму.
Больше всего в Средневековье доставалось кошкам. Они, ведущие ночной образ жизни, звонко мяукающие со светящимися глаза, как нельзя лучше, подходили под роль приспешников дьявола. Расправу над этими четвероногими вершили все, кому не лень: церковь, суды, толпа. В разных частях Европы устраивались массовые празднества с массовыми казнями кошек. Животных ловили, а затем сбрасывали с самых высоких колоколен.
К XIV веку популяция кошек достигла критической отметки, и они уже не могли справляться с крысами. Это повлекло за собой эпидемию бубонной чумы, которая уничтожила почти половину населения Европы. О кошках на время забыли, и они снова смогли расплодиться и уменьшить количество крыс. Только чума отступала, как вновь горожане принимались отлавливать «дьявольское отродье».
В XVI веке мыши и крысы уничтожают урожаи в Бургундии и наступает голод. Горожане, по проверенному способу, вызывают грызунов в суд и выносят им приговор: покинуть страну в 3-дневный срок.
Суды над животными продолжались до XVIII века. В 1740 году последней жертвой «звериных» судебных разбирательств стала корова, приговоренная к смертной казни.
Суды над животными - не единственные странные разбирательства в Средневековье. Однажды
В Европе вплоть до сравнительно недавнего времени низшие животные в полной мере несли наравне с людьми ответственность перед законом. Домашних животных судили в уголовных судах и карали смертью в случае доказанности преступления; дикие животные подлежали юрисдикции церковных судов, и наказания, которым они подвергались, были изгнание и смерть посредством заклинания или отлучения. Наказания эти были далеко не шуточные, если правда, что св. Патрик прогнал в море заклинаниями всех пресмыкающихся Ирландии или обратил их в камни и что св. Бернар, отлучив жужжавших вокруг него мух, уложил их всех мертвыми на полу церкви. Право привлечения к суду домашних животных опиралось, как на каменную скалу, на еврейский закон из Книги завета. В каждом деле назначался адвокат для защиты животных, и весь процесс - судебное следствие, приговор и исполнение - проводился при строжайшем соблюдении всех форм судопроизводства и требований закона. Благодаря исследованиям французских любителей древностей были опубликованы протоколы 92 процессов, прошедших через суды Франции между XII и XVIII ее. Последней жертвой во Франции этой, можно сказать, ветхозаветной юстиции была корова, которой был вынесен смертный приговор в 1740 г. нашего летосчисления. Что же касается права церковных властей распространять свою юрисдикцию на диких зверей и гадов, как-то: крыс, саранчу, гусениц и т. п., то оно не могло быть с такой неоспоримой ясностью выведено - по крайней мере, на первый взгляд - из священного писания, и для этого потребовалась цепь умозаключений. Самыми неопровержимыми доводами считались следующие. Если бог проклял змея, соблазнившего Еву, если Давид проклял гору Гелвуй за смерть Саула и Ионафана, если спаситель проклял смоковницу за то, что она не дала плоды в неурочное время года, то ясно, что и католическая церковь также имеет безусловное право заклинать, отлучать, предавать анафеме, проклинать и осуждать на вечную муку все одушевленные и неодушевленные создания без всякого исключения. Правда, некоторые ученые, преисполненные самомнения, внушенного им мирскими лжеучениями и псевдофилософией, дерзали приводить другой ряд аргументов, которые неискушенным в науке людям должны показаться непреложными. Они утверждали, что право суда и наказания предполагает некий договор, соглашение, обязательство, заключенные между верховной властью, предписывающей законы, и подчиняющимися им подданными. Животные же, лишенные разума, никогда не присоединялись к такому договору, соглашению или обязательству и, следовательно, не могут законным образом подвергаться наказаниям за поступки, совершенные ими в неведении закона. Далее, эти ученые настаивали на том, что церковь не имеет никакого права проклинать твари, которым она отказывала в крещении; при этом они больше всего опирались на прецедент, созданный архангелом Михаилом, который в своем споре с сатаной за обладание телом Моисея не выдвинул против этого "древнего змея" ни одного позорящего обвинения, предоставив это сделать господу богу. Однако все подобные ухищрения и крючкотворство, сильно отдающие рационализмом, не имели никакого веса по сравнению с прочным авторитетом священного писания и традиции, на которые ссылалась церковь в своей юрисдикции. Каким образом она ее осуществляла, будет видно из последующего.
Когда население какой-либо местности терпело от нашествия чрезмерно расплодившихся вредных животных или насекомых, оно приносило на них жалобу в надлежащий церковный суд, который посылал экспертов для выяснения нанесенного ущерба и доклада о нем. Затем назначался адвокат для защиты обвиняемых и изложения доводов, по которым их нельзя было привлекать к судебной ответственности. После троекратного вызова суд за неявкой ответчиков выносил заочное решение. Вслед за этим животным объявлялся приказ в положенный срок покинуть данную местность под страхом заклинания; если они в указанное время не удалялись, то провозглашалась торжественная формула изгнания. Однако суд, по-видимому, всячески избегал доводить дело до такой крайней меры и пользовался всевозможными уловками и предлогами, чтобы отделаться от этой печальной необходимости или хотя бы отсрочить ее. Возможно, что суд откладывал в долгий ящик свои церковные громы из чувства сострадания к животным, для которых эти громы были предназначены. Однако некоторые маловеры утверждают, что истинной причиной была боязнь, как бы эти животные не оставили без внимания церковный запрет и, вместо того чтобы исчезнуть с лица земли после наложенной на них анафемы, не стали с еще большей силой плодиться и множиться, каковые случаи, по рассказам, неоднократно имели место. Адвокаты и не пытались отрицать, что такое противоестественное размножение гадов вопреки отлучению действительно происходило, но они вполне резонно объясняли этот факт происками искусителя, который, как это известно по случаю с Иовом, к великой досаде и печали человеческого рода, получил разрешение рыскать по всей земле.
С другой стороны, прихожане, не внесшие своевременно десятины, не могли рассчитывать на благодетельное действие такого проклятия. Поэтому одно из светил юриспруденции по данному вопросу заявило, что самым действенным средством изгнать саранчу является уплата десятины. Свою спасительную доктрину юрист подкрепил ссылкой на высокий авторитет пророка Малахии, в книге которого божество строго упрекает евреев за промедление с уплатой десятины, и, рисуя заманчивыми красками блага, ожидающие исправных плательщиков, дает слово тотчас по получении следуемого истребить саранчу, пожирающую урожай. Такой нажим на карманы и благочестие верующих свидетельствует о печальном состоянии казны храма во времена упомянутого пророка. Его пылкие поучения могли бы служить текстом для красноречивых проповедей, читавшихся при подобных обстоятельствах в средние века с высоты многих церковных кафедр.
Этим мы закончим изложение общих принципов, на основании которых в Европе прежде судили и осуждали животных. Несколько примеров таких процессов, светских и духовных, покажут нам в истинном свете мудрость наших предков, хотя, быть может, и не увеличат нашего уважения к авторитету права.
Судебный процесс между общиной Сен-Жюльен и жуками, известными ныне натуралистам под именем Rhunchites auratus, продолжался с промежутком свыше сорока лет. В конце концов обыватели, устав от тяжбы, предложили сойтись на компромиссе, предоставив насекомым в вечное и исключительное владение и пользование участок плодородной земли. Адвокат, представлявший интересы насекомых, отклонил это предложение, как ограничивающее естественную свободу его клиентов, но суд, не согласившись с доводами адвоката, отправил несколько своих членов для осмотра местности. Так как местность оказалась изобилующей лесом и водой и в общем подходящей во всех смыслах для насекомых, то церковные власти постановили надлежащим образом оформить передачу участка и привести ее в исполнение. Народ уже радовался, предвидя для себя освобождение как от процесса, так и от насекомых; но его радость была преждевременна. В дальнейшем обнаружилось печальное обстоятельство, а именно: на подлежащем передаче участке оказался карьер, где добывалась охра, идущая на краску. Правда, карьер был уже задолго до того выработан и заброшен, но кто-то еще владел с давних пор правом проезда по этой земле, и, конечно, он не мог осуществлять свое право, не причиняя крупных неудобств новым владельцам, не говоря уже о риске для них получить телесное повреждение, попав под ноги прохожего. Препятствие было непреодолимо, соглашение аннулировано, и весь процесс начался сызнова. Как и когда он окончился, останется, вероятно, навсегда неизвестным, потому что протоколы испорчены. Несомненно одно: процесс начался в 1445 г., а в 1487 г. это дело (или другое, однородное) находилось еще в производстве. Отсюда мы можем с большей вероятностью заключить, что обитатели Сен-Жюльена не получили удовлетворения, а жуки вышли победителями в споре.
Другой процесс, возбужденный в Отэнском церковном округе против крыс в начале XVI в., приобрел большую известность благодаря участию в нем Варфоломея де Шассенэ, прославленного адвоката и юриста, французского Кока, составившего себе имя блестящей защитой крыс в этом процессе. Кок Эдуард английский юрист XVI в., боролся за права парламента. Случилось так, что крысы произвели большие опустошения на полях, сожрав урожай в большей части Бургундии. Обыватели принесли жалобу, и суд вызвал крыс к ответу. Повестки были составлены по всей форме; во избежание возможных ошибок подсудимые были описаны как мерзкие животные сероватого цвета, живущие в норах. Вызов в суд был произведен, как полагается, судебным чиновником, прочитавшим повестки в местах, наиболее часто посещаемых крысами. Тем не менее в назначенный день крысы в суд не явились. Их адвокат в интересах защиты своих клиенток указал, что повестки имели слишком местный и индивидуальный характер; ввиду того что в деле были заинтересованы все крысы диоцеза, они все должны быть вызваны со всех ее концов. Диоцез - территориально-административная единица, епархиальный округ во главе с епископом. Эти доводы были приняты во внимание, и священники на местах получили инструкцию вызвать к другому дню каждую крысу отдельно. Срок этот наступил, но из крыс опять ни одна не явилась. Тогда защитник Шассенэ заявил, что ввиду вызова в суд всех его клиенток, молодых и старых, здоровых и больных, они должны сделать большие приготовления, и потребовал продления срока. Это ходатайство было также уважено, но подсудимые снова не явились на суд. Теперь их защитник стал оспаривать законность при данных обстоятельствах самого вызова. Он совершенно резонно доказывал, что повестки суда являются одновременно охранными грамотами для следования его подзащитных в суд и обратно; между тем его клиентки, при всем своем желании оказать повиновение приказу о явке, не решаются покинуть свои норы, боясь за свою телесную неприкосновенность, которой угрожают злые кошки, принадлежащие истцам. "Пусть истцы, - продолжал он, - возьмут на себя обязательство, под угрозой большого денежного штрафа, что их кошки не потревожат моих клиенток, и требование о явке в суд будет немедленно исполнено". Суд признал основательность приведенного аргумента, и так как истцы отказались принять на себя ответственность за поведение своих кошек, то явка крыс на суд была отложена без назначения срока.
В 1519 г. община Стельвио в Тироле возбудила уголовный процесс против кротов или полевых мышей, которые, "изрыв и разбросав землю, так что ни трава, ни другая зелень не могли на ней расти, повредили урожай". "Чтобы дать означенным мышам возможность оправдать свое поведение ссылкой на свою нужду и бедственное положение и дабы они ни в чем не могли пожаловаться на суд", защита их была поручена адвокату по имени Ганс Гринебнер. Обвинителем выступил Шварц Мининг, и он доказал путем свидетельских показаний серьезный вред, нанесенный обвиняемыми землям истцов. Защитник, несмотря на слабость своей позиции, считал долгом чести приложить все старания в пользу своих клиентов. Он указывал на их многочисленные заслуги перед общиной, главным образом на пользу, оказанную ими земледелию: они уничтожали вредных насекомых и личинок, а также обогащали почву, взрыхляя ее. В заключение своей защитительной речи он выразил надежду, что если бы обвиняемые проиграли процесс и были осуждены на изгнание из теперешнего своего местожительства, то им будет предоставлено другое удобное для жилья место. Далее он просил выдать им, по соображениям простой справедливости, охранную грамоту против нападений кошек, собак или иных врагов. Судья признал основательность последнего ходатайства и не только выдал мышам охранную грамоту, но из чувства гуманности предоставил даже двухнедельную отсрочку для всех беременных или находящихся в младенческом возрасте мышей.
В 1478 г. бернские власти возбудили дело против вредителей, известных под названием inger (миксина европейская). То был, по всей вероятности, вид жесткокрылых насекомых рода Brychus, которые, как утверждали (чему мы охотно верим), в Ноевом ковчеге не имели ни одного представителя. Дело разбиралось епископом лозаннским и тянулось долгое время. Обвиняемые, наносившие большой вред полям, лугам и садам, были вызваны в суд обычным порядком для представления объяснений через адвоката перед его милостью епископом лозаннским в Виффлисбург. Им было приказано явиться на шестой день после вызова ровно в час дня. Однако насекомые оставались глухи к этому приказанию, а их адвокат, некий Жан Перродэ из Фрейбурга, по-видимому, обнаружил в деле защиты своих клиентов недостаточную энергию и ловкость. Как бы то ни было, насекомым был вынесен обвинительный приговор, и громы церкви обрушились на них в следующих выражениях: "Мы, Бенедикт из Монферрато, епископ лозаннский и пр., выслушав жалобу высоких и могущественных господ из Берна на жуков inger, а также неосновательные и не заслуживающие внимания возражения обвиняемых, осенив себя крестным знамением и руководясь велениями бога, единственного источника правосудия на земле, в согласии с мнением совета из людей, сведущих в законах, сим признаем и удостоверяем, что жалоба на мерзких жуков inger, причиняющих вред травам, лозам, лугам, злакам и другим плодам, вполне обоснованна и что жуки эти подлежат заклинанию в лице их защитника Жана Перродэ. Вместе с тем мы призываем на них наше проклятие, требуем от них повиновения и предаем их анафеме именем отца и сына и святого духа, дабы они оставили все поля, земли, огороды, посевы, плоды и удалились прочь. В силу настоящего приговора я объявляю и подтверждаю, что вы подлежите изгнанию и отлучению и что властью всемогущего бога отныне вы прокляты, а число ваше да будет с каждым днем сокращаться, где бы вы ни были, пока вас останется не больше, чем нужно на пользу и потребу человека". Население с нетерпением ждало приговора, который был встречен с великим ликованием. Но радость его была кратковременна, потому что, как это ни странно, непокорные насекомые оставили в небрежении церковные громы. Передают, что они продолжали досаждать и тревожить жителей Берна за их грехи до тех самых пор, пока последние не обратились к неприятному, но испытанному средству, уплатив причитающуюся церкви десятину.
В XIII в. жители Хура, главного города кантона Граубюнден в Швейцарии, затеяли в майнцском курфюрстве процесс против зеленых жуков, именуемых шпанскими мухами. Судья, которому была принесена жалоба на насекомых, из сострадания к их крошечному сложению и крайней молодости дал им опекуна и адвоката, который выступил в их защиту и получил для них участок земли, куда они и были изгнаны. "И по сей день, - прибавляет историк, ~ строго соблюдается обычай: каждый год для этих жуков отводится определенный участок земли, где они собираются, и никто не терпит от них беспокойства". Далее, во время процесса против пиявок, который велся в Лозанне в 1451 г., большое количество их было доставлено в суд, чтобы выслушать постановление, предписывающее всем пиявкам покинуть данную местность в течение трех дней. Так как пиявки упорствовали и отказались повиноваться, то их торжественно подвергли заклинанию. Но формула заклинания на этот раз несколько отличалась от обычно принятой в таких случаях, вследствие чего некоторые ревнители канона обрушились на нее с жестокой критикой, другие же ее стойко защищали. Доктора из Гейдельберга, славившегося тогда как центр учености, не только выразили свое полное и единодушное одобрение заклинанию, но и заставили умолкнуть всех осмеливавшихся высказаться против него. Правда, эти доктора откровенно признавались, что формула кое-чем отличалась от общепринятой, но они с торжеством указывали на ее действенность, выразившуюся в результатах. Пиявки немедленно после произнесенного заклинания начали с каждым днем вымирать и наконец совершенно исчезли.
Среди бедствий от различных вредителей нашествие гусениц создавало наиболее частый повод для судебных процессов. В 1516 г. обитатели города Вильноз предъявили иск к этим вредным насекомым. Дело разбиралось у прево г. Труа, который в своем приговоре обязал гусениц покинуть в течение шести дней виноградники и земли Вильноза, угрожая им в случае ослушания церковным проклятием. В XVII в. жители Страмбино, в Пьемонте, сильно страдали от гусениц, или gatte, как они их называли, опустошавших виноградники. После того как это бедствие продолжалось несколько лет и все обычные средства молебствия, крестные ходы и водосвятия - оказались бессильными остановить его, насекомые с соблюдением всех формальностей были вызваны судебным приставом к местному подеста (глава городского самоуправления) по обвинению в причинении убытков местному населению. Суд проходил в 1633 г., и подлинный судебный протокол хранится до сих пор в городском архиве Страмбино. Приводим его точный перевод: "1633 г. 14 февраля, на основании закона, в присутствии светлейшего синьора Джероламо ди Сан Мартино деи Синьори и синьоров Маттео Рено, Г. М. Барберие, Г. Мерло, консулов города Страмбино. Так как в продолжение нескольких лет в марте и в течение весны каждого года появляются некие мелкие твари в образе небольших червей, именуемых gatte, которые с первого дня своего рождения начинают поедать и истреблять виноградные ветви и почки в садах названных синьоров, а также и прочих граждан; и так как всякая власть исходит от бога, которому все создания, даже и неразумные, повинуются и в благочестии своем прибегают к мирскому правосудию, когда всякая другая человеческая помощь оказывается бессильной; а посему мы, доведенные до крайности, обращаемся к содействию вашего превосходительства против сих губительных животных, дабы вы понудили их прекратить означенное вредительство и покинуть виноградники; также просим вызвать их в суд, под страхом изгнания из сей местности и конфискации имущества, для представления объяснений, почему они не перестают поедать и уничтожать виноградники. Приказ об исполнении просим объявить во всеуслышание, а копию его вывесить в суде". "Ввиду доказанности изложенных обстоятельств, синьор подеста приказал означенным преступным животным явиться в суд для представления объяснений, почему они не прекращают вышеозначенное вредительство. Мы, Джероламо ди Сан Мартино, подеста города Страмбино, сим вызываем названных животных, именуемых gatte, и назначаем им на основании закона явиться к нам 5-го числа сего месяца для представления объяснений, почему они не прекращают вредительства, под страхом изгнания и конфискации имущества. Приказ об исполнении сего, вступающий в законную силу 14 февраля 1633 г., должен быть опубликован, а копия его должна быть вывешена в суде. (Подпись) Сан Мартино (подеста)".
В соседней провинции Савойя начиная с XVI в. "существовал один чрезвычайно любопытный древний обычай, согласно которому гусеницы и другие насекомые, в случае причинения ими серьезного вреда, подвергались священниками отлучению. Кюре отправлялся на пострадавшее поле, и два адвоката вступали в словопрения - один в защиту насекомых, а другой против них. Первый в качестве аргумента ссылался на то, что так как бог создал животных и насекомых раньше, чем человека, то они имеют преимущественное перед ним право на плоды полей; второй адвокат возражал, что насекомые, даже если они и имеют преимущественное право, причинили такой большой ущерб, что крестьяне не в состоянии перенести это разорение. После длительного разбирательства священник торжественно отлучал насекомых и приказывал им находиться на определенном участке земли, который отводился для них".
Обычай возбуждать судебные процессы против вредных насекомых сохранялся до первой половины XVIII в. и был перенесен церковью в Новый Свет. В 1713 г. францисканцы из провинции Пиедаде-но-Марангао, в Бразилии, предъявили иск местным муравьям, которые рыли предумышленно свои норы под фундаментом монастыря и подтачивали погреба святых братьев, чем ослаблялись стены сего монастыря, угрожая ему окончательным разрушением. Не довольствуясь этим, сии муравьи, сверх того, забрались воровским манером в амбары и растащили муку, приготовленную на потребу братии. Это было совершенно невыносимо и не должно было далее продолжаться. И вот после того как все другие средства оказались тщетными, один из монахов предложил обратиться к духу смирения и простодушия, которыми столь отличался их блаженный основатель, называвший все создания своими братьями и сестрами: "братец солнце", "братец волк", "сестрица ласточка" и так далее и посоветовал возбудить против "братьев муравьев" иск перед "божественным трибуналом провидения" и назначить поверенных как для истцов, так и для ответчиков; во имя высшего правосудия епископ должен был разбирать это дело и вынести приговор.
Это мудрое предложение было одобрено, и, после того как все приготовления для суда были закончены, адвокат истцов представил жалобу. Так как адвокат ответчиков оспаривал ее, то поверенный истцов привел ряд аргументов, в силу которых его клиенты имеют право на защиту со стороны закона. Он указал на то, что его почтенные доверители-монахи живут за счет общественного милосердия, с великим трудом и лишениями собирая милостыню от верующих; муравьи же, чьи нравы и образ жизни противоречили евангельским заветам и вызывали поэтому возмущение у св. Франциска, основателя братства, живут грабежом и обманом; не довольствуясь мелким воровством, они путем открытого насилия стараются похоронить его клиентов-монахов под развалинами монастыря. Поэтому ответчики должны представить объяснения в оправдание своего поведения, а за неимением таковых подлежат приговору к высшей мере судебного наказания; они должны быть умерщвлены чумой или потоплены наводнением - во всяком случае истреблены во всей данной округе.
Адвокат муравьев, со своей стороны, доказывал следующее: муравьи, получив от творца дар жизни, по законам природы обязаны были сохранить его, руководствуясь вложенными в них естественными инстинктами. Повинуясь этим инстинктам, они служат провидению, являя людям пример благоразумия, милосердия, благочестия и других добродетелей, в доказательство чего адвокат приводил выдержки из писания, из св. Иеронима, аббата Абсалона и даже из Плиния. Далее, муравьи заняты гораздо более тяжелым трудом, чем монахи; они таскают ноши, превышающие размеры их тела, а их мужество превосходит их силу; в глазах творца сами люди не более чем черви; его клиенты владели данной землей задолго до того, как истцы здесь обосновались, а посему не муравьи, а монахи подлежат изгнанию с земли, на которую у них нет другого права, кроме права насильственного захвата; наконец, истцы обязаны были охранять свой дом и муку доступными человеку мерами, которым его клиенты не стали бы препятствовать, тогда как ответчики продолжали вести образ жизни, свойственный их природе, и пользовались свободно землей, поскольку последняя подвластна не истцам, а богу, ибо "земля и все, что на ней, принадлежит господу".
Этот ответ вызвал новые возражения и контрвозражения, в результате которых поверенный истцов оказался вынужденным признать, что прения сторон значительно изменили его взгляд на преступное поведение ответчиков. Развязка всего дела была такова, что судья, тщательно взвесив все обстоятельства дела, вынес приговор, по которому братство обязано было предоставить муравьям по соседству поле, пригодное для жилья, а насекомым предписывалось немедленно водвориться на новом месте под страхом великого отлучения. Это постановление, по мнению судьи, должно было удовлетворить и примирить обе стороны, ибо муравьям следует помнить, что монахи явились в эту землю сеять евангельское семя, а муравьи могут снискать себе пропитание в другом месте и даже с меньшей затратой труда. Провозглашение этого приговора было обставлено со всей подобающей торжественностью, и одному монаху было поручено передать его муравьям, что он и исполнил, громко прочитав приговор у входа в муравьиные норы. Насекомые честно повиновались, и можно было видеть, как густые колонны их спешно покидали свои муравейники, направляясь прямо на отведенное им новое местожительство.
В 1733 г. мыши и крысы причинили много беспокойства деревне Бурантон и всей округе. Они наводнили дома и амбары, опустошили поля и виноградники. Поселяне принесли на них жалобу в суд, и дело разбиралось у судьи Луи Гюблена 17 сентября 1733 г. Интересы истцов были представлены общественным обвинителем (прокуратором-фискалом), а ответчиков защищал некий Никола Гюблен, выдвинувший в оправдание своих клиентов то соображение, что они также были созданиями творца и поэтому имели право на жизнь. На это представитель обвинения возразил, что он вовсе не намерен ставить какие-либо препятствия к существованию означенных животных; наоборот, он готов указать им место, где они могли бы найти себе пристанище. Поверенный мышей и крыс потребовал тогда три дня срока, чтобы дать своим клиентам возможность осуществить такое переселение. Выслушав обе стороны, судья вынес следующий приговор: принимая во внимание большие убытки, причиненные означенными животными, они должны покинуть в течение трех дней дома, амбары, возделанные поля и виноградники Бурантона, но им предоставляется право, по их желанию, удалиться в пустоши, необработанные земли и на проезжие дороги, при том, однако, условии, что они не будут вредить полям, домам и амбарам. В противном случае судья будет вынужден обратиться к помощи бога - наложить на них духовное осуждение и предать их отлучению. Этот приговор, изложенный надлежащим образом в письменной форме, был собственноручно подписан судьей Луи Гюбленом.
Легко понять, почему во всех таких случаях исполнение приговора возлагалось чаще на духовные, чем на светские, власти. Для обыкновенного палача, при всем его усердии и силе, было физически невозможно перевешать, обезглавить или иным образом казнить всех мышей, крыс, муравьев, мух, москитов, гусениц и прочих вредителей целого округа. Но то, что превышает силы человека, возможно и даже легко для бога, поэтому было вполне логично и разумно предоставить слугам господа на земле разрешение проблемы, далеко превосходящей возможности гражданского судьи и его прислужника - палача. Но когда преступниками были не дикие, а домашние животные, задача значительно упрощалась и вполне соответствовала силам светских властей. Поэтому во всех подобных случаях правосудие совершалось нормальным порядком; не представляло никаких затруднений арестовать обвиняемых и после беспристрастного суда возвести их на виселицу, на плаху или на костер. Вот почему в те времена всякие гады пользовались милостью церкви, тогда как домашние животные должны были покоряться всей строгости светских властей.
Так, например, в 1457 г. в Савиньи свинья и ее шестеро поросят, принадлежавшие некоему Жегану Байльи, он же Вало, были преданы суду по обвинению в том, что они "совершили предумышленное убийство Жегана Мартэна из вышеназванного Савиньи". Заслушав показания свидетелей, судья постановил: "Свинью Жегана Байльи, он же Вало, за совершенное ею предумышленное убийство вышеупомянутого Жегана Мартэна из Савиньи отобрать и передать в округ, подсудный аббатисе мадам де Савиньи, для совершения над оной свиньей смертной казни через повешение за задние ноги на кривом дереве". Приговор этот был приведен в исполнение, ибо в сохранившемся протоколе мы читаем: "Мы, вышеназванный судья Никола Каруайон, доводим до всеобщего сведения, что тотчас же по окончании вышеизложенных судебных действий упомянутая свинья была в натуре препровождена служителю верховного правосудия господину Этьену Пуансо, жительствующему в городе Шалон на Соне, на предмет совершения над ней смертной казни согласно точному смыслу объявленного нами приговора. Господин Этьен Пуансо, получив от нас, как сказано, означенную свинью, немедленно отвез ее на тележке к кривому дереву на территории, подсудной вышеназванной мадам де Савиньи, и на этом кривом дереве упомянутый господин Этьен, в исполнение точного смысла нашего приговора, повесил означенную свинью за задние ноги". Что же касается шести поросят, то хотя на них оказались следы крови, но так как не было ни малейшего основания предполагать, что эти поросята поедали упомянутого Жегана Мартэна, то дело о них было отложено, причем хозяин их дал поручительство в их вторичной явке в суд в случае обнаружения новых обстоятельств, свидетельствующих об их соучастии с преступной родительницей-убийцей в пожирании вышеозначенного Жегана Мартэна. Так как по возобновлении процесса таких обстоятельств не было обнаружено, а собственник поросят отказался дать поручительство в их дальнейшем добропорядочном поведении, то судья постановил, что "эти поросята в качестве бесхозного имущества поступают в собственность мадам де Савиньи, как велит справедливость, практика и обычай нашей страны".
В 1386 г. свинья изодрала лицо и руку мальчику из города Фалез в Нормандии, и по принципу "око за око" суд приговорил нанести ей такие же увечья, а потом повесить. Осужденную перед тем, как отвести к месту казни, нарядили в жилет, перчатки, панталоны и для довершения сходства с обычным преступником надели ей на голову человеческую маску. Совершение казни стоило 10 су 10 денье и пары перчаток для палача, чтобы он при исполнении своих профессиональных обязанностей не замарал рук.
Иногда казнь животного обходилась гораздо дороже. Приведем счет расходов по казни другой свиньи, съевшей в 1403 г. ребенка в Мелане, близ Парижа:
Уплачено за содержание ее в тюрьме 6 су. То же - палачу, прибывшему в Мелан из Парижа для совершения означенной казни по приказу пристава и королевского прокурора, 54 су. То же - за тележку, отвезшую ее на место казни, 6 су. То же - за веревки, которыми ее связали и повесили, 2 су 8 денье. То же - за перчатки 2 денье.
В 1266 г. в Фонтенэ-о-Роз, близ Парижа, сожгли свинью, сожравшую ребенка. Приказ об ее казни был дан судебными чинами монастыря св. Женевьевы.
Однако, хотя свиньи, как видно, часто подвергались высшей мере наказания, они ни в коем случае не являлись в этом смысле исключением среди остальных животных. Так, в Дижоне в 1389 г. судили лошадь за то, что она убила человека, и приговорили ее к смертной казни. Далее, в 1499 г. власти цистерцианского аббатства в Бонрэ, близ Бовэ, осудили быка на смерть через повешение за то, что он "в ярости своей убил отрока 14 или 15 лет в поместье Коруа, находящемся во владении этого аббатства". В другом случае фермер из Муази в 1314 г. позволил бешеному быку вырваться на волю. Бык помял человека так, что тот через несколько часов умер. Узнав об этом происшествии, граф Шарль де Валуа приказал поймать быка и предать суду, что и было исполнено. Графские чиновники собрали все нужные сведения, сняли под присягой свидетельские показания и установили виновность быка, который на этом основании был присужден к смертной казни и повешен на городской виселице в Муази-ле-Тамиле. Впоследствии на приговор графских чиновников была подана апелляция в парламент, но парламент оставил эту апелляцию без последствий, признав, что бык заслужил свою участь, хотя графские чиновники и превысили свою власть, вмешавшись в это дело. Еще в 1697 г. была сожжена кобыла по указу парламента в городе Э (Ах).
В 1474 г. в Базеле судили старого петуха по обвинению в том, что он снес яйцо. Обвинитель доказывал, что петушиные яйца совершенно неоценимы при изготовлении некоторых колдовских снадобий, что колдун предпочтет такое яйцо даже обладанию философским камнем и что в языческих странах сатана сажает на петушиные яйца ведьм, отчего выводятся наиболее вредоносные для христиан твари. Все эти факты были слишком явны и общеизвестны, чтобы их можно было отрицать, и защитник обвиняемого даже не пытался их оспаривать. Считая доказанным в полной мере поступок, инкриминируемый его клиенту, защитник спросил лишь, какое злое намерение можно усмотреть в том, что петух этот снес яйцо. Какой вред нанес он этим кому-либо из людей или животных? Далее адвокат доказывал, что несение яиц является непроизвольным действием и, как таковое, ненаказуемо по закону. Что же касается обвинения в колдовстве, если бы оно было предъявлено его клиенту, то он, защитник, решительно отвергает его и предлагает представителю обвинения привести хотя бы один случай заключения договора между сатаной и каким-нибудь созданием из мира животных. В своей реплике общественный обвинитель указывал, что хотя дьявол и не заключал договора с животными, но он зато иногда вселялся в них, в подтверждение чего обвинитель сослался на знаменитое дело о гадаренских свиньях и с большой убедительностью доказывал, что эти животные, будучи одержимы дьяволами, так же являлись непроизвольным орудием, как и сидящий на скамье подсудимых, когда он снес яйцо. Тем не менее они в наказание были загнаны с крутого берега в глубокое озеро, где и погибли. Этот поразительный прецедент, по-видимому, произвел сильное впечатление на суд: как бы то ни было, петух был присужден к смерти как колдун или дьявол, принявший вид петуха, и вместе со снесенным яйцом был сожжен на костре со всей торжественностью, как если бы то была самая обыкновенная казнь. Прения сторон в этом процессе, как говорят, были чрезвычайно длительные.
Но если сатана преследовал животных в Старом Свете, то не было никаких оснований предполагать, что он их оставит в покое по ту сторону океана. Поэтому нас не должно удивлять, что в Новой Англии, "в городе Сейлем, одна собака странным образом сделалась жертвой беса; люди, обладавшие даром ясновидения, заявили, что некто мучил несчастное животное, разъезжая на нем верхом невидимо для других. Человек тот скрылся; не повинная же ни в чем собака была повешена. Другая собака сама наводила порчу на людей: стоило ей посмотреть на кого-нибудь, и тот падал, забившись в припадке. Ее также казнили".
Рассказывают, что в Савойе животные появлялись в суде не только в качестве обвиняемых, но и как свидетели, показания которых в известных случаях имели законную силу. Если в дом ворвался громила между заходом и восходом солнца и хозяин убил его, то такое убийство почиталось ненаказуемым. Но могло случиться так, что злонамеренный человек, живущий одиноко, заманил к себе другого под предлогом провести вместе вечер и убил своего гостя, заявив потом, что сделал это в состоянии самообороны, так как убитый, дескать, был злодей. В предупреждение такой возможности и в целях изобличения убийцы закон мудро предусмотрел, что если кто-либо при подобных обстоятельствах совершит убийство, то он не освобождается от наказания до тех пор, пока не приведет в суд живущих у него в доме собаку, кошку или петуха, которые, как очевидцы убийства, удостоверят невиновность своего хозяина. Убивший обязан заявить о своей невиновности перед лицом животного, и если оно не опровергнет его заявления, то суд освобождает его от наказания. Предполагается, что бог скорее сам вмешается и откроет уста животного, как он уже однажды открыл уста Валаамовой ослицы, чем допустит убийцу остаться безнаказанным.
_____________________________________________________
from Джеймс Джордж Фрэзер. Фольклор в Ветхом Завете.
